– Мой отец… он не позволит.

– Адель, ты совершеннолетняя, вправе сама выбирать, с кем видеться, без разрешения твоего папы.

Он всё ближе. Нет, нет! Мои глаза бегают, ищут отца, лишь бы он не увидел. Если это случится, мне не жить!

– Я благодарен ему, что он сохранил такой чудесный цветок, но пора отпустить тебя во взрослую жизнь, – его руки крепче прижимают меня к себе, уперлась ладошками ему в грудь.

– Адам, не нужно, – я знаю, что он хочет сделать. Как-то тайком от отца смотрела запрещённый фильм, где парень поцеловал девушку. А потом всю ночь молилась, просила прощения за свои грешные мысли, потому что мне хотелось бы того же.

– Адам, это грех! Отпусти меня. Если отец увидит… – не успела договорить, его губы коснулись моих, слюнявый язык проник в рот, который я открыла от неожиданности.

Всегда так, мечтаешь о чём-то, хочешь этого до безумия, а когда получаешь, наступает разочарование. Как сейчас, в моём воображении поцелуй должен быть более волшебным, что ли. Всё потому, что он мне не муж.

– Ах ты, маленькая дрянь! – услышала голос отца, оттолкнула Адама. – Грешница! Да, как ты посмела подпустить этого похотливого самца, – отец дернул меня за руку.

– Папа…

– Молчи, блудница! Ты замарала себя, – он потащил меня в дом.

– Мистер Мур, – послышалось нам вдогонку. Отец повернулся, выпустил мою руку, что сейчас жутко болела от его хватки.

Адам, глупец, улыбался и протягивал руку.

– Я Адам, мистер, – отец с презрением посмотрел на неё, пауза затягивалась, отец никогда не пожмет ему руку.

Адам понял, смущенно убрал её в карман.

– Не ругайте Адель, пожалуйста, это моя вина, – я за спиной отца махала руками, показывала, чтобы он молчал, уходил. Этот глупец продолжал топить нас обоих.

– Я хотел бы пригласить Адель пообедать, с вашего разрешения.

– Она всё равно получит свое! – руки похолодели, я знаю, что ждет меня дома, по спине, как змея, пополз страх. Она с тобой не пойдёт! Она и так слишком много тебе позволила.

– Но она совершеннолетняя! Мы живем в самой демократичной стране. Вы не имеете права запрещать ей видеться с людьми.

В следующую секунду ахнула, прижимая ладошку ко рту, потому что отец ударил его. Адам пошатнулся и упал на землю, сплевывая кровь. Отец наклонился над ним, серые глаза сверкали, я до чертиков боялась его такого, это высшая точка его ярости.

– Ещё только раз посмеешь к ней притронуться – ты труп! Понял меня, сосунок? – он развернулся, схватил меня за руку и потащил в дом.

– Отец, зачем ты так с ним? Это я виновата, я не смогла его оттолкнуть.

– Правильно, потому что ты похотливая блудница! Что, между ног зачесалась?

– Я не понимаю, о чём ты, папа? Почему у меня должно зачесаться? Я ничем не болею. Я прошу у тебя прощения, – мы дошли до дома, паника внутри меня нарастала, я знала, что ждет меня за дверью.

– Я подам на вас заявление в полицию! – кричал Адам. – Я так всё это не оставлю! Я спасу Адель!

Дверь захлопнулась за моей спиной, как и надежда на спасение.

Господи, что меня ждет? Если за несчастный кусок мяса я так получила, то же что ждёт меня сейчас, за мой грех.

– Папочка, пожалуйста, не надо… – молила, обливаясь слезами, когда он снимал со стену плётку. Она висела там, как напоминание, чтобы я не грешила, чтобы знала, какая меня ждет расправа.

– Видишь, к чему приводит распутство? У меня теперь будут серьёзные проблемы. Он наступал на меня, похлопывая плеткой по руке. – Этот твой хахаль пойдёт подавать заявление. Но ты получишь своё!

– На колени! – от его голоса подскочила, я знала, лучше послушаться, иначе будет хуже. Повернулась к нему спиной, оседая на пол.

– Снимай рубашку! – трясущимися руками расстегиваю непослушные пуговицы на груди. – Ну, что ты возишься? – отец взял ножницы, вздрогнула, почувствовав холодный металл на шее. Он разрезал мне рубашку.

– Ты скажешь, что он приставал к тебе, а я заступался. Поняла?

Свист в воздухе – удар, кожа на спине горела, у меня вырвался болезненный крик, с силой сжимала длинную по колено юбку, слёзы лились рекой по моим щекам, катились по шее, убегая внутрь хлопчатобумажного лифчика.

– Ну?!

– Я не могу лгать?! Это грех! Я сама виновата, я отвечу за свои грехи.

– Тогда вместо трех, ты получишь десять ударов, – всхлипнула.

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

В глазах потемнело от боли.

– Не заставляй меня, – молила я.

– Ты умрёшь, упрямица, – умру?! Я не хочу! Я люблю жизнь, но пойти на предательство, солгать?

– Я не могу! Прошу, тебя не заставляй!

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

По моей шее полилось что-то: кровь. Видимо, кожа порвалась.

– Адель… – предупреждающие сказал он.

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

Боль с каждым разом всё больше и больше.

Сви-и-ист.

Уда-а-ар.

– Хорошо, я скажу! Не бей меня больше, – в глазах потемнело, я упала на пол.

***

Проснулась на спине от дикой боли, перевернулась на живот. На белых простынях остались красные полосы.

Посмотрела на часы, на работу нужно идти. Воскресенье день тяжёлый.

В ванной комнате разглядывала свою исполосованную спину. Знатно папа постарался, утирала слезы тыльной стороной ладони.

В душе щипало раны, под мои ноги стекала красная вода.

Обработала раны, где доставала рука, забинтовала, как могла. В больницу мне нельзя, отец такое не простит.

Иногда в голову приходили дерзкие мысли: сбежать. Но куда? Дом на нём, карточку, на которую приходит зарплата, он забрал. Мне приходится унижаться, просить у него деньги.

За что он так со мной? Всю жизнь была покорной, боялась лишний раз поднять на него глаза, и всё равно что-то делала не так.

Поднялась температура, бросила таблетку Адвила в стакан, она зашипела.

Сейчас станет легче. Отца, к моему счастью, не было в дома, не хочу его видеть, не смогу.

Хоть бы Адам не подал заявление в полицию. Я не хочу врать, но нет выхода.

На работе зарылась в кучу папок, сваленных на мой стол. Расставлять папки по стеллажам, было испытанием, лишний раз пошевелиться боялась.

Ко мне в каморку вошел полицейский в черной форме, показал мне значок.

– Да. Что вы хотели? – что спрашивать, и так понятно. Адам выполнил свою угрозу.

– Поступила информация о том, что ваш отец ударил мистера Миллера. Мне нужно взять ваши показания. Пройдемте со мной.

– Но как же моя работа…

– Не волнуйтесь, я оповестил руководство, они дали добро.

Через полчаса сидела в полицейском участке.

Я не видела отца, почувствовала, всё внутри сжалось. Оглянулась, он вышагивал по коридору, с каждым его шагом тряслась всё больше.

В голове звук:

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

С каждым его шагом:

Сви-и-ист…

Уда-а-ар…

– Здравствуй, дочка, – такой заботливый. – Как ты себя чувствуешь?

«Ты спрашиваешь?! Как ты смеешь делать вид, что тебе есть дело до меня?! Ты трясешься за свою шкурку, чтобы я ничего лишнего не сказала.» – Но я не могла произнести это вслух, только думала.

– Всё хорошо, пап, – опустила глаза, боялась, что увидит гнев в моих.

Почитать, уважать?! Я не могла! Как бы