Она:«Это будет последнее сообщение за следующие девять недель».
Она:«Что ты будешь делать без меня?» – следовало прямо за ним.
Я:«Больше спать, полагаю».
Она:«Согласна. Я тоже. Что, если мне понравится жизнь без телефона? Нет, невозможно. Даже если я войду во вкус, родители никогда об этом не узнают. Я не могу доставить им такое удовольствие».
Я улыбнулась и протерла глаза.
Я:«Помни о своей подруге. И не вздумай полюбить какого-нибудь итальянца больше, чем меня».
Она:«Ты тоже!»
Я:«Уж поверь, мне в ближайшем будущем не грозят горячие итальянские парни».
Она:«Смешно. Я о том, что тоже буду скучать».
Я:«Знаю. Хорошей дороги. Позвони мне с таксофона, когда сможешь. Как думаешь, у них ведь еще водятся таксофоны?»
Она:«Не знаю. Будет видно».
Какое-то время я не отрывала глаз от экрана, но нам обеим больше нечего было сказать. Пока я представляла бесконечно долгое лето без Рейчел и Джастина, мой палец взял ситуацию под свой контроль, разблокировал телефон и открыл сайт из закладок. Подача заявок на участие в зимней программе института искусств «Уишстар». Программа моей мечты. Если верить моему учителю искусств, приемной комиссии какого-нибудь престижного художественного университета будет достаточно упоминания этой программы в заявке, чтобы решить судьбу моего поступления. К тому же это «Уишстар». Мне жутко хотелось бы провести часть зимних каникул рядом с другими художниками, под руководством невероятных преподавателей. Целых две недели мы, вдохновленные лекторами и их историями успеха, изучали бы новые техники, работали с разными инструментами и материалами. Познакомиться с настоящими профессионалами в этой области я мечтала ничуть не меньше, чем улучшить свои собственные навыки, и это место идеально мне подходило.
Я перечитала страницу в миллионный раз за последние полгода. Еще раз перечитала требования к участникам программы – никаких изменений. Возраст, опыт, рекомендательное письмо, опыт участия в выставках/проданные работы. Я наконец-то подходила по возрасту: они принимали только совершеннолетних, а осенью мне наконец-то исполняется восемнадцать. Меня не останавливало и то, что большинство участников, по рассказам, были студентами или даже выпускниками. У меня был опыт в рисовании – целое портфолио с работами. Был человек, готовый написать мне рекомендательное письмо. Оставалось удовлетворить только один критерий, прежде чем я смогу подать заявку: выставки/проданные работы. До сих пор я участвовала только в школьных выставках. И уж точно никогда не продавала своих работ. Но у меня был готов план. Воодушевленная этой мыслью, я улыбнулась и вылезла из-под одеяла.
По пути в ванную я едва не споткнулась о маму. Дверцы шкафчиков были открыты, а она лежала на полу гостиной в окружении шампуней, спреев для волос и средств для чистки окон. В одной руке я заметила фонарик, которым она светила под раковину, а в другой – мухобойку.
– Ой. Что происходит? – спросила я.
– Ты слышала когда-нибудь о коричневом пауке-отшельнике?
– Пауке-отшельнике?
– Да. Я просто хочу убедиться, что под умывальником их нет.
– Ты нашла паутину? Или где-то валялся выпитый досуха трупик мыши? – Присаживаясь рядом, чтобы лучше рассмотреть освещенное место, я случайно опрокинула пузырек с кондиционером.
– Нет, но я прочитала историю о девочке-подростке, которую ужасно изуродовал своими укусами паук, как раз когда она полезла за раковину за бутылкой «Хербал Эсенсес»[3]. Потом я вспомнила, что ты тоже хранишь там свой запас, и решила, что осторожность не повредит.
– Мам, – я подняла баночки с пола и начала по одной возвращать их на полку, – перестань читать в Сети жуткие истории и сразу же примерять их на нас. Хочу, чтобы жуткая история нападения на меня была уникальной.
Она села и бросила на меня строгий взгляд.
– Эбигейл, о таком не шутят. – Ее темные волосы ложились на лицо непослушными прядями, будто первым делом после сна она поспешила в мою ванную.
Я выключила ее фонарик и поднесла его к губам на манер микрофона.
– А теперь можно мне принять ванную? Мне правда нужно.
Она вздохнула, но встала с места.
– Все равно мне нужно проверить другие ванные комнаты.
Я закрыла за ней дверь и пошла в душ. Мои глаза остановились на шкафчике. Я открыла его, присмотрелась и снова закрыла, не забыв закатить глаза. В ванной не было пауков.
* * *
После быстрого душа я надела свои укороченные шорты и топ – мой обычный летний гардероб, – потом я собрала свои светлые волосы в высокий хвост и пошла в кухню. Овсянка хранилась на верхней полке кладовой, и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы ухватить пару пакетов из коробки, затем я высыпала их в пластиковую миску и залила водой. К тому моменту, как овсянка приготовилась, а таймер начал звенеть, дедушка уже проснулся. Он сильно волочил ноги при ходьбе, поэтому за ним всегда следовал характерный шорох.
– Что это тут? – спросил он на входе в кухню. – Принцесса сегодня отказалась поспать перед балом?
– Очень смешно, дедуль.
– Твоя бабушка считала меня смешным. С тех пор ни одна другая женщина не смеялась от моих шуток. Такое несчастье.
– Ее смерть или то, что с тех пор никто не смеется от твоих шуток?
– Хм, а ты умная девчонка, да?
Моя бабушка умерла от рака, не дожив трех месяцев до моего рождения, поэтому для меня это случилось буквально в прошлой жизни. Я никогда ее не знала, поэтому не могла по ней скучать, но я знала, что скучал мой дедушка, несмотря на то, что шутил об этом. После бабушкиной смерти дедушка переехал жить к нам.
– Хочешь овсянки? – предложила я ему, протягивая миску с еще не тронутой кашей.
– Нет, хочу что-нибудь безмерно сладкое.
– Уверена, здесь предостаточно сахара. Здесь два пакетика овсянки с пряностями.
– Но она притворяется здоровой пищей, а это непростительно. – Он достал себе миску и коробку хлопьев из кладовки.
– Дедушка, как тебе удалось дожить до восьмидесяти с таким ужасным питанием?
– Мне не восемьдесят. Почему ты постоянно добавляешь мне лишние годы? Будто ты пытаешься от меня поскорее избавиться.
Я достала ложку из ящика, присела за стол, поджав под себя босые ноги, зачерпнула щедрую порцию горячей каши и отправила ее в рот, о чем тут же пожалела.
– Вот и твоя неминуемая кара, – сказал дедушка, когда я ртом втянула воздух в попытке остудить язык.
– Ты злой, – пробормотала я, пережевывая следующую ложку.
– В нашем доме ни одного паука! – торжественно объявила мама, присоединяясь к нам.
– Ты потратила все утро на