Мой облегчённый выдох затопил меня новой волной. Нити жёванные, он жив! Да, возможно, подопечный и почувствовал в эту минуту странности, но вряд ли он догадывался, что сейчас решалась его жизнь.
– Рина Варленда! – оглушительный возглас за моей спиной заставил меня вздрогнуть. Сестра, молчавшая до этого, видимо, только что отошла вместе со мной от шока. – Она нарушила непреложный закон!
Зал мгновенно наполнился перешёптываниями, не означавшими для меня ничего хорошего. И если для подопечного всё закончилось, то мои проблемы только начинались. Но я не жалела о том, что сделала. Будь у меня время тщательно обдумать, я всё равно бы его спасла.
Верховная Мойрина очутилась возле нас почти молниеносно. Она обжигающей хваткой впилась в моё плечо, доставив неприятную боль, и все остальные события для меня немного смазались. Варленда вела меня, как конвоир, в зал Верховных, пока сестра что-то торопливо рассказывала. Я не сопротивлялась. Знала, что в этот раз у меня большие неприятности, на фоне которых, все предыдущие шалости кажутся детской забавой. И от этого страшилась грядущего приговора.
Самое ужасное, что они могут сделать – лишить меня полотна. Обидно конечно, но к подобному я мысленно была готова. Меня не раз обещали разжаловать, однако принадлежность к семье Эль Вердан внесла свою лепту – оба моих родителя являлись Верховными. Преимуществ тут мало, они судили меня всегда строже остальных. Но оно и понятно, ведь я не оправдала их надежд, а теперь и вовсе опозорила род. Как бы это ни стало для них последним ударом…
Меня втолкнули в зал Суда, и я с нехорошим предчувствием поёжилась. В этот раз собрали абсолютно всех Верховных, а это, на минуточку, пятьдесят девять Мойрин. Силы небесные, неужели моё положение куда хуже?!
Помещение было залито цветным светом, отбрасываемым от витражных высоких окон. Стены и колонны декорированы позолотой, как и во всём храме. Полукруглые скамьи амфитеатром поднимались в пять рядов, а посередине – пустое пространство, куда меня и привели под пристальными взглядами Верховных. На какой-то миг я встретилась глазами с рином Дориеном, но почти сразу отвела. Мне было стыдно за очередное унижение.
Я осмелилась посмотреть на родителей. Отец недовольно нахмурился, а мать предпочла меня вовсе не видеть. От этого на душе стало так горько.
Следом в зал вошла и моя сестра, присев на самую нижнюю скамью. Её вид почему-то выражал ликование.
Заседание началось.
– Рина Алладриэн, вы обвиняетесь в нарушении двух непреложных законов… – заговорил самый старший из Верховных, рин Фолиен.
– Двух? – изумлённо переспросила я, не сразу осознав, что перебила диктора.
Тот недовольно поморщился, а лицо матери перекосило от моего столь дерзкого поведения.
– То есть, вы отрицаете, что соединили оборванную нить судьбы? – уточнил он, приподняв золотую бровь.
– Не отрицаю, – растерялась я.
– Как и то, что ранее до этого сами эту нить и обрезали?
Я замешкалась. Вот оно что подразумевалось под вторым несоблюдением... Изначально я понимала, что нарушаю один из законов – соединять разорванные нити, но про второй даже не вспомнила. А ведь он куда серьёзней предыдущего. Нам запрещено обрывать человеческие жизни, пока главные нити не истончились. Ни при каком раскладе.
– Но это была случайность. Этариэн, ты ведь была там, – я с надеждой посмотрела на сестру. Уверена, она толкнула меня не специально. Споткнулась... Поскользнулась... Но она не стала бы намеренно вредить ни одному полотну.
Этариэн приосанилась, и гордо заявила:
– Я всё видела. Алладриэн настолько неуклюжа, что сама обрезала нить судьбы. А затем, поняв, что натворила, связала её обратно.
Моя сестра. Моя младшая сестрёнка. За что же ты так со мной? Мы были в детстве так близки... Почему же всё изменилось? За что начала ненавидеть меня?
В этот момент я поняла, что у меня нет шанса на оправдание. Мне попросту не поверят. Она уже успела зарекомендовать себя послушной и прилежной Мойриной. Не то, что я.
Вот что ей стоило сказать правду? Что стоило вообще эту тему не поднимать? Я ведь, по сути, вернула всё в первоначальный вид, хоть и знала, что даже в случае ошибки я не вправе соединять её обратно. Этариэн могла меня этим шантажировать, унижать, но не предавать же…
В горле застрял тугой комок, жгучий и такой мучительный. Я отвела от сестры взгляд. До последнего верила… искала в ней только хорошее.
– Благодарю, рина Этариэн, за важную информацию, – произнёс Фолиен. – В свете открывшихся подробностей мы не можем закрыть на это глаза, несмотря на то, что рина Алладриэн принадлежит почитаемому роду, – и бросил взгляд на моих родителей.
– Мы поддержим любое ваше решение, – ответил ему отец. – Все мы равны перед ликом Богини, и снисхождения я не прошу.
Верховный кивнул.
– Тогда приступим к голосованию. Поднимите руки те, кто считает, что рину Алладриэн стоит изгнать из Небесной обители.
Я словно получила пощёчину. Изгнание?! Да это же самое страшное из всех наказаний! Они же не могут так со мной поступить?! Однако с ужасом отметила что могут. Когда поднялось большинство рук, я поняла, что моя судьба предрешена. Даже собственная мать проголосовала за изгнание. Кисть отца дёрнулась, но он всё же воздержался. Видимо, испуг, отразившийся на моём лице, не позволил ему окончательно меня добить. Хотя была ли теперь разница, он не заступился за меня. Зато Этариэн чуть ли не лучилась триумфом.
Нет у меня семьи. И никогда не было.
– Но ведь так нельзя! – воскликнул Дориен. – Вы не можете изгнать рину из обители! Она там не выживет!
В душе всколыхнулась благодарность. Единственный, кто не побоялся выразить при всех своё мнение, и заступиться за неугодную. Но вряд ли это сыграет какую-то роль. Всем плевать на мою судьбу. Верховным, родителям и даже самой Богине. Последнюю я и не видела никогда. Она редко кому показывается. Если вообще показывается.
– Рина Алладриэн нарушила наши законы, и теперь ей не место в храме, – непреклонно отрезал старший Верховный. – Ей не будет сделано никаких исключений, не будет даровано прощение и для неё не будет создано полотно.
И это всё за какую-то случайность…
– Но это равносильно смертному приговору! – возмутился Дориен, вскочив с места.
Рин Фолиен поднял руку в предупреждающем жесте, недовольно посмотрев на Дориена. Он не терпел любых проявлений вольности с чьей-либо стороны.
Как же мне захотелось расплакаться.