Наблюдая, как моя мать разрушает себя, я приходила в ужас и не хотела, чтобы она осталась без присмотра в таком состоянии. Тем более, учитывая, что все эти годы она была матерью-одиночкой. Когда меня охватило отчаяние, я попросила отца продлить алименты – только на время, – чтобы помочь ей справиться финансово, хотя деньги, которые он отправлял ежемесячно и исправно ему были как слону дробина. Сумма едва ли превышала стоимость одного его пошитого на заказ костюма. Отец отказал и незадолго до окончания школы подписал последний чек, словно выдавая зарплату за оказанные услуги, будто моя мать была его рядовым сотрудником.
Даже в самых смелых фантазиях я не могла вообразить, как они вообще сошлись, как умудрились зачать меня, потому что такие люди не имели права размножаться. Они – полные противоположности. Моя мать… ну, до недавнего времени это была свободная духом женщина с множеством пороков. Мой отец – консерватор с острым языком и военной самодисциплиной. Насколько я помню, его график расписан по часам и подвергается изменениям лишь в самых редких случаях. Он просыпается, тренируется в спортзале, съедает половину грейпфрута и уезжает на работу до заката. Помню по детству, что единственная поблажка, которую он себе позволял, – несколько стаканов джина в конце затяжного рабочего дня. Вот и вся личная информация, что мне известна из-за его сдержанности. Остальное я могу прочесть в Интернете. Отцу принадлежит «Фортуна 500» – компания, которая раньше производила химические реагенты, а теперь производит электронику. Его офис-небоскреб находится в часе езды от Шарлотт, а основное производство располагается здесь, в Трипл-Фоллс. Даже не сомневаюсь, что отец неслучайно построил завод в городе, где рос сам. Я убеждена, что он получает удовольствие, козыряя своими достижениями перед бывшими одноклассниками, некоторые из которых теперь на него работают.
Завтра я примкну к их числу. Я не какая-то там наследница трастового фонда. Во всяком случае, так было все эти годы, пока я жила с мамой в нашем съемном обветшалом доме. В двадцатый день рождения я унаследую кучу акций компании вместе с круглой суммой. Мне доподлинно известно, что срок выбран неслучайно, потому как отец не желал, чтобы моя мать хоть как-то приближалась к его состоянию. В плане денег он всегда жадничал. На протяжении всей моей жизни он давал минимум денег, держа маму на отведенном ей месте в пищевой цепочке. И без того понятно, что у него не осталось к ней ни капли теплых чувств.
На короткое время я познала обе стороны нищеты из-за их разного как день и ночь жизненного уклада. Чтобы досадить отцу, я приму пакет акций и деньги и пойду против его воли. Как только я обрету независимость, моей матери больше не придется работать. Любые свои свершения я намерена использовать себе во благо. Однако меня привел сюда страх неудачи и вероятность, что моя ставка на себя дорого обойдется матери. Для того чтобы привести в исполнение свой план, придется подыграть отцу. То есть быть «признательной и вежливой, чтобы изучить тонкости бизнеса, даже если мои способности на нулевой отметке».
Труднее всего будет обуздать свой нрав и унять обиду, которая сразу же вылезла на первый план, поскольку минувший год не был бы таким затруднительным для нас обоих, если бы отец отнесся по-человечески к женщине, которая была мне единственным родителем.
Я не испытываю к отцу ненависть, просто не понимаю его и его непростительное бездушие и никогда не пойму. И не готова провести весь следующий год, пытаясь его понять. У него постоянно был повелительный и комканный стиль общения. Он всегда был денежным добытчиком, а не папой. Я уважаю его трудовую дисциплину и успехи, но совершенно не понимаю, откуда взялись его неспособность сопереживать и черствость.
– Буду приезжать домой, как только появится возможность, – говорю я Кристи, но сама сомневаюсь, что смогу выполнить обещание из-за своего графика.
– Я тоже приеду.
Открыв верхний ящик комода, я закидываю туда груду носков и нижнего белья.
– Давай-ка перед тем, как ты заправишь машину, убедимся, что Адольф не против, если ты займешь гостевую комнату.
– Воспользуюсь маминой кредиткой и сниму номер в отеле. Нахрен твоего папашу.
Я смеюсь, но в этой огромной комнате мой смех звучит странно.
– Ты сегодня не очень расположена к моим родителям.
– Я люблю твою маму, но не понимаю. Может, нужно заехать с ней повидаться.
– Она переехала к Тимоти.
– Правда? Когда?
– Вчера. Просто дай ей время обжиться.
– Ладно, просто… – Подруга некоторое время молчит. – Почему я слышу об этом только сейчас? Я знала, что ситуация становится хуже, но что происходит на самом деле?
– Если честно, я не знаю, – вздыхаю я, вновь сдавшись чувству обиды. Я не привыкла что-то скрывать от Кристи. – С ней что-то происходит. Тимоти – порядочный парень, я ему доверяю.
– Вот только он не разрешил тебе к нему переехать.
– Справедливости ради, я взрослая, а у него не так много места.
– И все равно мне интересно, почему она не против, что именно теперь ты живешь со своим папой.
– Я же тебе рассказывала, что должна проработать год на заводе, чтобы помочь ей встать на ноги. Не хочу волноваться за нее, пока буду в колледже.
– Это не твоя обязанность.
– Я в курсе.
– Не ты родитель.
– Мы обе знаем, что так и есть. Так что вернемся к нашим планам, как только я вернусь домой.
Меня удивило, когда отец милостиво разрешил пару семестров проучиться в местном колледже, а не стал заставлять меня брать академический отпуск, чтобы начать учебу попозже, в колледже, который отвечал бы его требованиям. Деньги его, только отец может оплатить мне колледж, поэтому, победив в ходе переговоров, я поняла, что так он хотел найти компромисс и отказался от роли вечного деспота.
Я разглядываю комнату.
– С одиннадцати лет за лето я провела с ним не больше дня.
– Почему так?
– Всегда что-то мешало. Он утверждал, что несколько недель – даже месяцев – ему мешали заботиться обо мне поездки за границу и расширение бизнеса. Дело в том, что у меня начались месячные, выросла грудь, появилась на все своя точка зрения, с чем он не смог смириться. Думаю, самый главный страх Романа – быть родителем