Вообще-то я рассчитывала на то, что меня это не коснется. Я знала, что это происходит с женщинами каждый месяц, но не думала, что это может произойти со мной. Я полагала, что буду в состоянии уклониться от того, чего я не хочу. Честно: я не видела ни одной причины включать это в свое жизненное расписание.

– Я просто не буду беспокоиться! – весело думала я, выполняя десять вечерних приседаний.

Я отношусь к своему списку «К тому времени, когда мне исполнится 18 лет» очень серьезно. Кампания «Похудей» активно продолжается, я не только не ем имбирное печенье, но еще и делаю по десять приседаний и десять отжиманий перед сном. В нашем доме нет зеркала в полный рост, поэтому я понятия не имею, как я выгляжу, но думаю, что с таким темпом к Рождеству буду выглядеть как Вайнона Райдер.

Я узнала о менструации только четыре месяца назад. Моя мать никогда не говорила с нами об этом.

– Я думала, что вы узнаете это все из сериала «Детективное агентство “Лунный свет”», – туманно объяснила она, когда спустя годы я спросила об этом. И только наткнувшись на буклет о тампонах, который проходящая школьница запихнула в кусты возле нашего дома, я открыла для себя месячные.

– Я не хочу об этом говорить, – произносит Кэз, когда я захожу в спальню с листом и пытаюсь ей показать.

– Но ты видела? – спрашиваю я, сидя на краю постели.

Она перемещается на другой конец кровати. Кэз не нравится «близкое соседство». Оно ее, мягко говоря, раздражает. В маленьком доме с тонкими стенами, в котором живут семеро, она почти всегда пребывает в ярости.

– Посмотри, это матка, а это влагалище, и тампон разбухает в толщину, чтобы заполнить… полость, – говорю я.

Я только что изучила буклет. Если честно, он очень сильно смутил мой разум. Женская репродуктивная система в поперечном сечении выглядит сложной и какой-то избыточной, как очень дорогая клетка для хомячка. Опять же, я совсем не уверена, что хочу «погружаться» во все это. Я всегда думала, что сделана просто из цельного куска мяса – от таза до шеи – с где-то там болтающимися почками. Как колбаса. Короче, анатомия не моя сильная сторона.

Я люблю любовные романы XIX века, где девушки падают в обморок, если начинается дождь, и военные мемуары. Ни в тех, ни в других нет менструаций.

– И это происходит каждый месяц, – говорю я Кэз. Она лежит под одеялом, полностью одетая, в резиновых сапогах.

– Я хочу, чтобы ты ушла, – доносится ее голос из-под одеяла. – Я представляю, что ты умерла. Я не могу ни о чем думать и меньше всего хочу разговаривать с тобой о менструации.

Я замолкаю.

– Не унывай! – говорю я себе. – Всегда есть кто-то, к кому я могу пойти, полагаясь на сочувствие!

Глупая новая собака лежит под моей кроватью. Она забеременела от маленького пса Оскара, который живет через дорогу. Никто из нас не может понять, как это произошло, так как Оскар чуть больше, чем банка консервированной фасоли, а глупая новая собака – это немецкая овчарка.

– Она должна была вырыть яму и распластаться в ней, – с отвращением говорит Кэз. – Она просто умирала, как хотела этого. Твоя собака – шлюха.

– Я скоро стану женщиной, собака, – говорю я.

Собака вылизывает промежность. Я заметила, что она всегда это делает, когда я с ней говорю. Это грустно.

– Я нашла буклет, где говорится, что скоро у меня начнутся месячные, – продолжаю я. – Если честно, собака, то я беспокоюсь. Я думаю, что это будет больно.

Я смотрю в глаза собаки. Она глупа, как куча пробок. В ее глазах плывут галактики пустоты.

Я встаю.

– Я собираюсь поговорить с мамой, – объясняю я. Собака остается под моей кроватью, как всегда, выглядя глубоко подавленной тем, что она собака.

Я нахожу маму сидящей на унитазе. У нее сейчас восьмой месяц беременности, и, держа на руках годовалую спящую Шерил, она пытается пописать.

Я сажусь на край ванны.

– Мама? – говорю я.

Я думаю, что имею право только на один вопрос про «это». На один «разговор о менструальном цикле».

– Да? – отвечает она. Несмотря на то что она писает и держит спящего ребенка, одновременно она отбирает светлое белье из корзины.

– Ты знаешь, что у меня скоро начнутся месячные? – шепчу я.

– Да, – говорит она.

– Будет ли это больно? – спрашиваю я.

Мама на минуту задумывается.

– Да, – в конце концов, говорит она. – Но это нормально.

Ребенок тут же начинает плакать, так что она уже никогда мне не объяснит, почему это «нормально». Это останется невыясненным.

Три недели спустя все начинается. Я не то чтобы радуюсь, как вы понимаете. Все случается в машине по дороге в Центральную городскую библиотеку.

«Моя первая менструация началась: гадость», – записываю я в дневнике.

– Я не думаю, что у Джуди Гарленд когда-либо были менструации, – говорю я собаке этим вечером. Я, плача, разглядываю себя в небольшое ручное зеркальце.

Пакет с гигиеническими прокладками, который моя мама хранит позади ванной двери, сейчас стал и моим. Я чувствую печальную ревность ко всем моим младшим сестрам, которые еще не «присоединились к сообществу». Прокладки, толстые и дешевые, ощущаются между ног как матрас.

– У меня как будто матрас между ног, – говорю я Кэз.

Мы играем