Новеньких в классе не появлялось. Вот и вышло, что парней из года в год оказывалось на одного больше и они всегда голосовали за своего кандидата. Поэтому Погорельский побеждал год за годом. И тратил на ненужные обязательства время, которое мог бы провести с книгой. Он предчувствовал, что останется старостой до конца школы. А то и до конца своих дней.
В прошлом году он, правда, организовал с Барсучонком заговор и попытался совершить небольшой государственный переворот. В решающий момент Виктор сделал вид, что забыл поднять руку, а потом спохватился и проголосовал вместе с девочками.
Но увы, переворот сорвался – за два дня до этого Иванова и Болтунович отравились блинами и отлёживались в больнице. Как итог, голосов оказалось поровну, и несчастный староста сохранил свой титул.
Виноватым признали Барсучонка и даже отвесили ему пару подзатыльников.
«Я-то что мог сделать? – оправдывался Виктор, – Руку поднял, как и обещал!»
«Надо было две поднимать!» – негодовал в ответ Антон Моськин, сын юриста.
Диана закончила осмотр класса и вернулась к окнам. Барсучонок заметил, что портфель у неё совсем новый, со сверкающими золотыми застёжками. Не иначе, купила специально для новой школы.
– Какой у нас следующий урок? – спросил Виктор у старосты.
– Физкультура.
– Это просто замечательно!
Надо сказать, что физкультура была у Барсучонка любимым уроком. Он был от неё освобождён и всегда проводил эти сорок пять минут с пользой. Например, в кабинете информатики, очищая подземелья от всякой нечисти.
– Информатика открыта? – спросил староста. Он тоже теперь сиял, как новенькая лампочка Ильича, предвкушая свободу от ручек и журналов.
– Ага. Пошли вместе. Не везёт в картах – повезёт в человекоубийстве. Диана, пойдёшь с нами? На наших компьютерах можно пасьянсы раскладывать.
Кель повернула голову. Барсучонок понял – он опять брякнул что-то не то.
Нет, во взгляде не было обиды. Женскую обиду он видел настолько часто, что давно к ней привык. Это было что-то другое. Что-то, для чего он не знал даже названия.
Там полыхала ровная, раскалённая добела ярость. Казалось, ещё секунда – и девушка вцепится ему в горло.
– Нет, – сказала Диана, – Идите без меня. И карты заберите. Ненавижу пасьянсы!
3Кабинет информатики оказался закрыт. Похоже, сегодня монстрам было суждено уцелеть.
Делать было нечего. Даже поесть не хотелось.
Так что они просто отошли к окну и уселись на подоконнике.
– Как тебе новенькая? – спросил Погорельский, – Нормальная?
– Стрёмная, – ответил Виктор, – очень стрёмная. Я увидел её в первый раз полчаса назад – и уже боюсь.
– Боишься, что влюбишься, и она откажет?
– Нет. Боюсь её обидеть.
– Знаешь, она не похожа на хрупкую девочку из фарфора и комплексов.
– Нет, я за себя боюсь. Не скажу, это её родители влияют или она сама такая… Но если такую обидишь – костей потом не соберёшь.
– Да ладно тебе! Увидел красивую девочку и уже испугался.
– Знаешь, она не только красивая. Видел её руки? Ударит разок – и не встанешь.
– Может, просто боксом занимается?
– Девочка занимается боксом?
– Ну… эпоха обязывает. Помнишь брата Вульского?
Легендарный брат Вульского был музыкант-балалаечник, заслуженный артист, ушедший теперь в другой бизнес. Инструмент напоминал о себе до сих пор. Заслуженный артист легко сгибал ложки и давил из картофелины сок, сжав её в кулаке.
В его новом бизнесе это было очень полезным умением.
– Да, помню. И знаешь – я бы хотел учиться с таким в одном классе. Даже если это будет девочка. Стукнет нечаянно – и придётся заказывать катафалк.
Прозвенел звонок. Погорельский отчалил на физкультуру, и Барсучонок снова остался один.
Он посмотрел в окно – там звенел всё тот же дождь.
Да, делать нечего. Придётся бродить по школе.
4Наша тринадцатая гимназия – местечко довольно мрачное. Длинные, тёмные коридоры похожи на трубы, туалеты – на сырые подземные казематы, а в заброшенных сараях между спортзалом и кабинетом труда каждую ночь кто-то шуршит и скребётся.
Её построили в семидесятые, когда Тигли считались пригородным посёлком. Ещё в позапрошлом году она оставалась самой заурядной средней школой. А потом пришёл новый директор и за пару месяцев выбил статус гимназии. Как ему это удалось – никто не знал. Говорят, помогли злые духи.
Барсучонок нарезал круги, размышляя о новой девочке, неубитых монстрах и тысяче других вещей.
Он прошёл и второй, и третий этажи и уже готовился спуститься на первый. Но тут из-за спины окрикнули:
– Эй, волосатый!
…и Барсучонок понял, что сегодня не его день. Куда бы он ни пошёл и что бы не делал, неприятный сюрприз был тут как тут.
Он попытался ускорить шаг и как-нибудь скрыться. Но за спиной уже стучали шаги, и долговязые тени окружали его справа и слева. Беда пришла, и сумкой от неё не отобьёшься.
– Ну, куда ты бежишь? Поговорить надо! Давай, в класс зайдём.
Это были выпускники из спортивного класса. Они служили наглядным примером того, что настоящему дураку не прибавляют ума даже два года дополнительного образования.
Их тупость раздражала настолько, что лаборант не мог их запомнить даже по именам. Вот один в красной куртке сел на парту, второй, длинный, за учительский стол, а третий сейчас что-то будет говорить. Четвёртый обгладывал початок кукурузы и постоянно щурился. Хочется всех их убить, но это пока невозможно.
В пустом классе пахло пылью. На столе – букет искусственных белых астр с обугленными бутонами. Щелкнул замок.
– Мне идти надо…
– Да сядь ты!
Рука схватила Барсучонка за плечо и вдавила обратно в стул.
Лаборант не сопротивлялся. Это была его обычная стратегия – забиться, как барсук в нору, и ждать, пока гроза пройдёт мимо.
– Слушай, ты ведь это, в компьютерах шаришь…
– Да, разбираюсь. Что вам нужно?
– У нас тут есть один такой, ну мудак мудаком вообще…
– Если человек мудак, с этим даже компьютеры не помогут.
– Да я не про это! У него комп дома есть, можно вирус какой найти или ещё что, чтобы он сломался.
– А вы придите к нему домой, и ударьте по компьютеру стулом. Со всей дури.
«Что это я такое говорю?» – подумал Барсучонок. Ответ был точно не в его духе.
– Не, так не получится, – сказал тот, что был в красной куртке, – Нужно что-то чтобы он не заметил. Вирус какой-нибудь или другая программа. Чтобы всё стёрло. Начисто.
– Он может заметить и догадаться.
– Да ничего он не заметит, он тупой! Ну что ты, не можешь ничего…
Дальнейшее было мучительно. Нет, они явно не собирались его бить. Происходящее было и хуже, и больней, причём оно болело долгой, изматывающей, почти зубной болью.
А именно – Барсучонок пытался вытащить технические подробности из людей, которые знать о них ничего не желали.
– То есть вообще ничего не понимает? – наконец, спросил он.
– Ну я же