Ходили слухи, что он был одним из самых богатых людей империи. У него был дом в Гайд-парке, огромное количество недвижимого имущества и другой собственности, либо инвестированной, либо захваченной при неудачных деловых сделках, и довольно известный замок на острове Малл, от которого он и получил вторую часть своего имени. Замок назывался Бен-Мор, уединенное место в горах, где, как говорили, он проводил бо́льшую часть времени.
Дойдя до сырого кирпично-земляного подвала, Фара проверила окно-иллюминатор сквозь защищавшие его железные прутья решетки и с огорчением увидела, что толпа удвоилась. Похоже, еще немного, и она дойдет до Чаринг-кросса. И что тогда? Фара ускорила шаг, не обращая внимания на возбужденные разговоры дюжины или около того полицейских, слонявшихся под лестницей возле железных дверей помещений для хранения улик, архивных записей и хозяйственного склада. Все их внимание было сосредоточено на одном. На забранной решеткой двери первой бронированной комнаты, из-за которой сквозь прутья доносились проклятья и безошибочно узнаваемые звуки ударов о человеческое тело. Все говорили о Блэквелле. Причем в некорректных выражениях. Пока Черное Сердце из Бен-Мора оставался таинственной публичной фигурой, все его деловые сделки в целом были законными, хотя часто неэтичными, и все же полиция могла оставить его со всеми его личными помыслами. Так происходило, пока таинственные исчезновения не начали терроризировать город. Несколько тюремных охранников. Полицейский сержант. Комиссар тюрьмы Ньюгейт. И – совсем недавно – судья Верховного суда лорд Роланд Филипп Кранмер-третий, один из самых влиятельных судей во всем королевстве. Если Фара что-то и понимала в этих делах, так это то, что ничто так не побуждало полицию к действию, как насилие по отношению к «своим». Фаре, конечно, было известно, что сэр Карлтон Морли преследовал Блэквелла с тех пор, как стал новым инспектором, а произошло это около десяти лет назад, и с тех пор эти двое играли в игру наподобие кошки-мышки, причем игра стремительно обострялась.
Старший инспектор несколько раз даже доводил Блэквелла до предъявления обвинений, но это было давным-давно, когда он работал в участке Уайтчепел. И все же Черное Сердце, кажется, вызвал настоящую одержимость у ее нанимателя, и Фара задавалась вопросом, не удалось ли тому, наконец, загнать в угол свою добычу. Она искренне надеялась, что это так. Ее чувства к Карлтону Морли в последнее время стали гораздо более неопределенными. Даже сложными.
Запах под лестницей являл собою противоречивое сочетание приятного и отталкивающего. Манящие запахи бумаги, мускуса и холодной, плотно утрамбованной земли противостояли вездесущим запахам камня, железной бронированной комнаты и камер, которые становились все более невыносимыми, чем дальше кто-то рисковал зайти туда. Запахи тел, мочи и прочих нечистот, как всегда, оказались оскорбительными для ее чувств, пока она по привычке не абстрагировалась от них, чтобы выполнить свою работу.
– Я удивлен, что Бошан позволил вам прийти сюда, миссис Маккензи. – Эван Мактавиш, невысокий, но крепкий шотландец, давно служивший инспектором, приподнял форменную фуражку, когда она остановилась у двери. Они хорошо ладили, так как работники Скотленд-Ярда знали, что ее умерший муж тоже был шотландцем. – Мы ведь не каждый день ловим кого-то столь же опасного, как Черное Сердце из Бен-Мора. Он, вероятно, забыл об уважении к вам. – Опасный огонек вспыхнул в голубых глазах Мактавиша.
– Я ценю вашу заботу, мистер Мактавиш, но я давно занимаюсь такими делами и уверена, что слышала уже все. – Наградив красивого, медноволосого шотландца уверенной улыбкой, Фара вынула из кармана юбки ключи, отпирающие дверь комнаты для допросов.
– Имейте в виду, мы будем здесь, если вдруг вы попадете в опасность или вам что-то понадобится, – чуть громче проговорил Мактавиш, возможно, как для того, чтобы предостеречь находящихся в комнате, так и для собственного спокойствия.
– Спасибо вам, инспектор, за все. – Фара напоследок благодарно улыбнулась ему и вошла в допросную.
Запах в бронированной комнате стал еще сильнее, и Фара поднесла к лицу кружевной носовой платочек, пропитанный лавандовым маслом, который всегда носила в кармане. Она хотела дождаться, пока обычный приступ тошноты пройдет, а уж потом оглядеть присутствующих в комнате.
Подняв наконец взгляд, она застыла на месте при виде открывшейся ей картины.
Старший инспектор сэр Карлтон Морли был в одной рубашке с закатанными до локтей рукавами. Его ухоженные руки были опущены, на костяшках пальцев багровела кровь, а обычно причесанные волосы были всклокочены.
Крупный темноволосый мужчина сидел на единственном стуле в центре комнаты со скованными за спиной руками; его поза была обманчиво расслабленной.
Они оба тяжело дышали, потели и истекали кровью, но не это больше всего поразило Фару. Не это, а почти одинаковое выражение их лиц, когда они посмотрели на нее. Их взгляды были полны удивления и тоски, к которым примешивалось что-то едва сдерживаемое… Голод?
Неистовство повисло в вибрирующем между ними пространстве, оно было физически ощутимо, но когда узник начал рассматривать ее, все вдруг замерло и утихло.
Фара когда-то была очарована экзотическими хищниками, увидев их прикованными в больших клетках на Всемирной выставке в Ковент-Гардене. Она стала читать о них и узнала, что большие кошки вроде львов и ягуаров, охотясь, могут стать невероятно тихими. Они прячут пугающе мощные тела в тени, за деревьями или в высокой траве и замирают таким образом, что их добыча может пройти мимо, даже не осознавая, что хищник готов вот-вот наброситься на нее и перегрызть ей глотку. Пока не стало слишком поздно.
Она одновременно жалела и боялась их. Конечно, такие подвижные и сильные животные ничего не могли сделать ей, будучи прикованными в маленьких клетках, так что им оставалось только ненавидеть, слабеть и наконец умирать. Фара наблюдала за особенно темным ягуаром, который метался за решеткой, делая каких-то жалких четыре шага в каждую сторону, а его желтые глаза обещали возмездие и боль этим ярко одетым массам, которые пришли поглазеть на него. Их взгляды встретились. Фары и хищника. И он продемонстрировал ей эту невероятную неподвижность, когда, ни разу не моргнув, целую вечность удерживал ее взгляд. Она была зачарована этим зверем, а по ее щекам катились горячие слезы. В его глазах она увидела отражение страшной участи, которую он уготовил ей. Ягуар отметил ее как