Я кивнула, жуя.
– Большинство людей считает, что эти девочки становятся проститутками, потому что кто-то когда-то над ними надругался, или по принуждению. В действительности же все не так. Многие из них занимаются этим просто ради денег. На рынке труда они никому не нужны, так как ничего особенного не умеют делать, потому и принимают решение поторговать пару лет собственным телом, ведь для них это самый прибыльный бизнес. Продавая гамбургеры, много денег не заработаешь. – Она отправила в рот очередную порцию салата. – Кстати, как и любая другая группа людей, они имеют собственную субкультуру. Больше всего меня интересуют организуемые ими системы взаимосвязи, поддержка, которую они друг другу оказывают, и другие подобные вещи.
Официант принес главные блюда.
– А мужчины, пользующиеся их услугами? – спросила я.
– Что?
Мне показалось, вопрос охладил ее пыл.
– Я говорю о мужчинах, которые этих женщин покупают и, несомненно, играют важнейшую роль в их жизни. С ними вы беседуете?
Я намотала на вилку спагетти.
– Я... Да, с некоторыми, – ответила Гэбби с запинкой, явно приходя в волнение. Последовала пауза. – Хватит болтать обо мне, Темпе. Расскажи, над чем работаешь ты. Над чем-нибудь интересным?
Она смотрела в тарелку.
Переход был настолько неожиданным, что я, совершенно к нему не готовая, не задумываясь, выдала:
– Эти убийства никак не идут у меня из головы.
Я тут же пожалела о сказанном.
– Какие убийства?
Голос Гэбби прозвучал резко, окончание последнего слова смазалось.
– Об одном из них – довольно кошмарном – нам стало известно в прошлый четверг.
Я замолчала. Гэбби не любила вдаваться в подробности моей работы.
– Да ты что?
Она откусила кусочек хлеба и выжидающе уставилась на меня. Наверное, из чувства вежливости.
– Удивительно, что в прессе об этом упомянули лишь вскользь, – продолжила я. – Тело нашли недалеко от Шербрука. Личность пришлось устанавливать. Ее убили в марте или в апреле.
– Но ты постоянно занимаешься подобными вещами, – сказала Гэбби. – Почему именно это убийство не идет у тебя из головы?
Я откинулась на спинку стула и пристально взглянула в ее глаза, размышляя, стоит ли мне рассказывать подробности. Вообще-то Гэбби единственная, с кем я в состоянии их обсуждать. Может, так будет лучше? – подумала я. Но для кого лучше? Для меня?
– Преступник изувечил жертву. Потом расчленил и перенес в лес.
Гэбби молчала.
– Мне это убийство напоминает убийство другой женщины, с ее телом я тоже работала, – сказала я.
– Что ты имеешь в виду?
– Я вижу одинаковые... – Я старательно выбрала следующее слово. – Одинаковые элементы и в том, и в другом случаях.
– Например?
Она взяла бокал.
– Например, обезглавливание.
– По-моему, такое происходит довольно часто. Женщина становится жертвой, ей разбивают голову, ее душат, разрезают на части.
– Да, – согласилась я. – К тому же я еще не знаю причину смерти второй убитой, ее тело сильно разложилось.
У меня возникло ощущение, что Гэбби сделалось не по себе. А может, я ошиблась.
– Что еще тебе кажется странным?
Гэбби поднесла бокал к губам, но не отпила из него.
– Расчленение обоих тел. А еще...
Я замолчала, вспомнив о вантузе. Я до сих пор не понижала, что он означает.
– Значит, ты считаешь, что и ту и другую женщину пришил один и тот же ублюдок? – спросила Гэбби.
– Да. Считаю. Но не могу убедить в этом кретина, которому поручено расследование дела. Он не желает даже думать о том втором убийстве.
– Не исключено ведь, что эти убийства – дело рук одного из тех психопатов, которые, издеваясь над женщинами, кончают? – спросила Гэбби.
– Да, – ответила я, не глядя на нее.
– Думаешь, он не остановится?
Голос Гэбби опять прозвучал резко, но на сей раз она четко выговорила все слова. Я положила вилку на стол, посмотрела подруге в глаза и увидела в них странно напряженное выжидание. Ее рука слегка дрожала, пальцы крепко сжимали ножку бокала, поверхность вина волновалась.
– Гэбби, прости. Не следовало тебе об этом рассказывать. Гэбби, с тобой все в порядке?
Она расправила плечи и, продолжая пристально на меня смотреть, осторожно поставила на стол бокал, но пальцы разжала и убрала руку не сразу, чуть погодя. Я жестом подозвала официанта.
– Кофе будешь?
Гэбби кивнула.
Мы закончили ужин, побаловав себя трубочками канноли и капуччино. Гэбби пришла в себя, когда мы принялись вспоминать годы учебы, шутить и смеяться над самими собой – над теми, прежними, нами, с длинными прямыми волосами, в джинсах-"колоколах" на бедрах. Над всем своим поколением, последовавшим по пути нежелания подчиняться.
Когда, выйдя из ресторана после полуночи, мы шли по улице, Гэбби возобновила разговор об убийствах.
– Каким он может быть, этот парень?
Я удивилась ее вопросу.
– Я имею в виду, ты считаешь этого типа сумасшедшим? Или нет? И сможешь ли его вычислить?
Моя растерянность ее раздражала.
– Ты бы смогла узнать этого ублюдка среди толпы? На пикнике? В церкви?
– Ты об убийце? – уточнила я.
– Да.
– Не знаю.
Гэбби помолчала.
– Он ведь не остановится?
– Думаю, нет. Если один и тот же человек убил обеих этих женщин – а я не могу быть в этом уверена, – значит, его действия организованны. Он строит план, продумывает каждый свой шаг. Многим серийным убийцам удается долгое время дурачить весь свет, Гэб. Но я ведь не психолог и могу лишь разглагольствовать на подобные темы.
Мы подошли к моей машине, и я открыла ее. Гэбби неожиданно схватила меня за руку.
– Давай я кое-что тебе покажу!
В моем мозгу сработал сигнал тревоги.
– Гм...
– Это касается моего проекта. Давай съездим в район красных фонарей, и ты просто взглянешь на девочек?
Я посмотрела на Гэбби как раз в тот момент, когда сияние фар подъезжавшей машины осветило ее лицо. Оно выглядело странно в этом движущемся свете: некоторые черты выделились, другие спрятались в тени. Глаза Гэбби горели, и я почувствовала, что не смогу ей отказать.
– Хорошо.
На самом деле это было вовсе не хорошо. Я взглянула на часы – восемнадцать минут первого. Мне хотелось выспаться перед завтрашним днем, но я не желала огорчать Гэбби.
Она села в машину и отодвинула сиденье назад до самого упора. Пространства для ног прибавилось, но ей и этого было маловато.
Пару минут мы ехали молча. Следуя указаниям Гэбби, я направилась на запад и, миновав несколько кварталов, свернула на юг, на Сент-Юрбен. Мы обогнули восточный край гетто Макгилла – шизоидную амальгаму домов, сдаваемых по низким ценам студентам, высоченные кондоминиумы и благородного вида здания из коричневого камня. Я свернула налево, на улицу Сен-Катрин. Сердце Монреаля осталось у нас за спиной. В зеркале заднего вида я могла видеть затененные очертания комплекса Дежарден и площади Искусств, с вызовом взирающих друг на друга. Ниже красовался Дворец конгрессов.
В Монреале великолепие центра города резко переливается в убогость западной окраины. Улица Сен-Катрин видит и то, и другое. Начинающаяся в изобилии Вестмаунта, она тянется через центр к востоку, к