Дисмас остановился в двух шагах от него, но садиться не стал. Его потрепанный и грязный коричневый гиматий болтался на костлявых плечах. Лицо у него было худое, с ввалившимися глазами, темные волосы свисали на плечи.

— Ты удивил меня, волшебник.[8] Я не думал увидеть тебя здесь.

Иешу кивнул.

— Чем я могу быть вам полезен?

У Дисмаса был явственный акцент человека, родившегося и выросшего в Галиле, там же, где Иешу. Его часто называли зелотом уже за один этот акцент, поскольку движение зелотов зародилось в Галиле, под руководством Иуды, и большинство его участников были родом оттуда.

Гестас остановился позади Дисмаса, широко расставив ноги, словно готовясь к долгому разговору. У него были каштановые волосы, покрытое оспинами лицо и сломанный нос — красноречивое свидетельство одной из множества драк.

Дисмас посмотрел на Марьям.

— Зачем она здесь?

— Марьям — мой друг и советчик.

Дисмас оглядел ее с ног до головы, явно удивленный тем, что женщина посмела явиться на столь важную встречу, но благоразумно промолчал и снова повернулся к Иешу.

— Этот прокаженный разнес вести по всем городам и весям, да?

Иешу улыбнулся, наклонив голову в сторону.

— Разве вы здесь для того, чтобы обсуждать исцеления, которые я совершаю?

— Мы здесь потому, что видим, как тысячи людей каждый день собираются лишь для того, чтобы услышать твои проповеди. Мы знаем: за тобой пришло столько народу, что ты даже не решился войти в город открыто и остался вне стен, чтобы не нарушать спокойствия. Но даже здесь увечные и одержимые демонами лезут из всех щелей, добиваясь твоего внимания. Говорят, что некоторые пришли даже из Сидона.

— Вы тоже пришли, — просто ответил Иешу. — Вы нуждаетесь в исцелении?

Звездный свет отражался от немигающих глаз зелота, как от покрытого серебром щита, но Марьям уловила в них оттенок раздражения, вызванного таким вопросом.

— Мне не нужны твои волшебные зелья и заклинания. Мы здесь, чтобы узнать твои планы на Песах, — ответил Дисмас.

Придвинувшись к Иешу, он зашептал:

— Ты действительно хочешь разрушить Храм и изгнать дух продажности? Я слышал, как ты говорил это. Если ты действительно попытаешься выполнить пророчества, позволь нам помочь тебе.

Лицо Иешу стало хищным, похожим на морду куницы. Казалось, он ожидал малейшего проявления слабости, чтобы наброситься на жертву.

— Я бы с радостью принял твою помощь, Дисмас, если бы был уверен, что у нас одинаковые цели. Но я отнюдь не убежден в этом.

— Ты открыто проповедовал о священниках, пораженных продажностью и аморальностью, словно черной гнилью. Мы согласны с тобой. Этому надо положить конец.

Иешу нахмурился и опустил взгляд.

— Дисмас, чистая правда, что многие священники и представители правящей верхушки встали на путь зла и лицемерия. Они дерут налоги с бедноты — такие, что тем не хватает на хлеб, и тратят эти деньги на шелка, препоясывая ими свои чресла. Это вопиющая несправедливость. Мне больно видеть все это, но насилие ничего не решит.

— Мы обязаны сбросить иго Рима и вернуть себе нашу страну! В священных книгах сказано, что машиах победит врагов Израиля и возродит его народ. Ты тот освободитель или нет?

Иешу задумался.

Марьям глянула на него. Он никогда не говорил этого, по крайней мере — при всех.

Тут в разговор вступил Гестас.

— Волшебник, у нас пять тысяч человек, готовых к бою. Если ты будешь лидером, то за спиной наших солдат встанет большинство населения, взяв в руки любое имеющееся у них оружие, которое они найдут на полях и в мастерских. Господь увидит порыв наших сердец и придет нам на помощь. Даже римляне не в силах устоять…

— Кто возглавляет вас?

Дисмас и Гестас переглянулись.

— Он называет себя Сыном Отца,[9] — ответил Дисмас. — Примерно так же, как ты именуешь себя Сыном Человеческим. Вы оба — пророки Господа, и если вы объединитесь, то повергнете во прах врагов Израиля и вернете нашему народу славу его.

Иешу сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. Ему было над чем подумать, как и Марьям. Они перешли к обсуждению истинных целей этой встречи куда быстрее, чем рассчитывали.

— Братья, не опасаетесь ли вы, что такие действия спровоцируют Рим и римляне уничтожат город и весь народ наш?

— О, конечно, они попытаются это сделать, но если мы объединим наши силы, наш народ, как один человек, встанет на бой. Они не смогут убить всех.

Марьям тихо вскрикнула от испуга, инстинктивно обхватив себя руками.

— Не слушай их, учитель, — настойчиво зашептала она. — Римляне могут убить всех нас — и они сделают это. Они не раз доказывали, что способны на такое.

Дисмас возмущенно глянул на нее.

— Что женщины знают о войне? Ничего, — сказал он, обращаясь к Иешу. — Меньше чем ничего.

— А ты, Дисмас, был на войне? А ты, Гестас?

Оба резко выпрямились, будто от пощечины.

— Мы служили в храмовой страже. Хотя мы никогда не были на настоящей войне, схваток повидали немало, — ответил Дисмас. — А еще мы видели взятки, мошенничество и прочее, что совершается в Храме во имя веры. Что говорить, если первосвященник Каиафа на коротком поводке у префекта! Ты знаешь это не хуже нас. Этот глупец лакает молоко из римской миски, что стоит нам немалых денег!

Говоря о деньгах, он имел в виду вознаграждение, которое первосвященники платили префекту, чтобы оставаться на своих постах. Поскольку они официально числились на службе у Рима и подчинялись верховной римской власти в лице префекта, римляне имели право их уволить в случае неуплаты этой пошлины. Такая практика являлась источником серьезного личного дохода для человека, служившего на посту префекта провинции, и она отнюдь не прибавляла популярности первосвященникам, особенно с учетом того, что они использовали для выплаты пошлины часть пожертвований Храму.[10]

Иешу бросил взгляд на склон горы. Где–то вдалеке залаяла собака, и вскоре ночь огласилась мелодичной серенадой из собачьего лая и завываний.

— Дисмас, я своими ушами слышал трубы, призывающие к восстанию, и весь прочий шум, сопровождавший его. И своими глазами видел страшное смятение, последовавшее за ним. Я умоляю вас не делать этого. Послушайтесь меня — и оденетесь во свет, и вознесетесь на колеснице. Отринете слова мои — и покинете сей мир прежде, чем уготовано вам.[11]

— Мы пришли сюда не затем, чтобы слушать проповедь, волшебник! Мы пришли, чтобы узнать, что ты собираешься делать в праздник Песах. Ты бросишь вызов Совету семидесяти одного или нет?

У Марьям сжало живот. Она посмотрела на него, ожидая услышать твердое «нет». Он должен был сказать это. Иешу уже не первый месяц противостоял Синедриону, и очень искусно. Он произносил проповеди и исцелял в Шаббат, делил еду и питье с грешниками. Но возглавить восстание против них и, следовательно, против Рима, как сделал Иуда из Галила? Перед ее мысленным взором предстало ужасающее зрелище распятых людей, лица, искаженные смертной мукой.