Уже который месяц она ездит туда, и каждый раз при виде величественного здания больницы, возведенного из отборного известняка, у нее захватывает дух. Не каждый дом-музей может похвастаться таким представительным видом. Фасад роскошен, даже вычурен. Над арочной дверью торжественно возвышается восьмигранная башня с часами. На строительстве больницы явно не экономили, и несмотря на то, что множество ценных элементов декора успели растащить, сохранились несколько секций первоклассной глазурованной настенной плитки и витражные окна, когда-то украшавшие актовый зал. Сейчас здание было, конечно, заброшено. Окна по большей части выбиты, а кладка рассыпалась под напором плюща.
Сара достала из сумки книгу и посмотрела на черно-белую фотографию, сделанную в конце прошлого века. «Сумасшедший дом Эмбергейт, 1898 г.». Под фото абзац текста:
«Больница была построена в 1870–72-х гг. по проекту известного архитектора сэра Леонарда Гроувса и изначально была рассчитана на 1000 пациентов из Манчестера, Ливерпуля, Честера и прилегающих областей. В 50-х годах количество пациентов превысило 1500, палаты были переполнены. В рамках государственной программы по борьбе с предубеждениями против «сумасшедших домов» в 1925 году была переименована в Психиатрическую больницу Эмбергейт. В 1959 году, после принятия «Акта о психическом здоровье» из наименования всех больниц потребовали убрать указание психиатрического профиля. Больница Эмбергейт закрылась в 1997 году, и с тех пор здание стоит заброшенным, на радость поджигателям и вандалам».
На книгу стали падать капли дождя. Сара положила ее в сумку и пошла к машине. Подъехав к ограждению у здания больницы, увидела предупреждающий знак, воспрещающий дальнейший проход. На нем была изображена агрессивного вида овчарка с капающей слюной и утверждалось, что территория круглосуточно просматривается. На самом же деле собак здесь не было, а знак висел лишь для устрашения. Охранное наблюдение сводилось к эпизодическим визитам пожилого мужчины, по слухам – бывшего пациента. Время от времени он обходил территорию и если замечал кого-то, кто осмелился игнорировать знак, ругался матом и грозил кулаком.
Сара сдвинула ограждение и пролезла сквозь узкую щелку. Замерев на секунду и затаив дыхание, она осмотрелась и прислушалась. Незнакомых звуков не было – легкий ветерок шевелил листья на деревьях, где-то тихо ворковал голубь. Территория охранялась только на словах.
Она двинулась вперед по заросшему сорняками саду – длинная мокрая трава доходила ей до самых бедер. У каменных ступенек центрального входа она взялась за когда-то изысканно украшенные перила, которые сейчас проржавели настолько, что было больно смотреть, и поднялась к частично забитой досками входной двери. На ней кто-то догадался намалевать красной краской пятиконечную звезду. Она толкнула сгнивший кусок дерева, и он без особого сопротивления поддался ее усилию. Сара переступила порог и вошла в холл.
Внутри царил упадок. Стены были покрыты плесенью, а пол – голубиным пометом. Из-за стойкого запаха мочи Саре пришлось закрыть нос рукой. Повсюду валялись разбитые бутылки, окурки и одноразовые наборы для шашлыка – видимо, здесь собирались веселые компании. Пусть сейчас больница и служит местом встречи скучающих подростков, Сара попыталась представить себе ужасы, творившиеся в этих стенах в прошлом. Отец мог поделиться ценнейшей информацией из первых рук, и Сара чувствовала ярость от того, что он никак не соглашался.
Она попыталась отколупать лак с перил и внимательно осмотрела лестницу, ведущую наверх. Доски сгнили – только сумасшедший рискнул бы по ним подняться. Перед ней была двустворчатая распашная скрипучая дверь, толкнув которую, Сара оказалась в начале коридора, казавшегося бесконечным. Со стен свисала штукатурка, а на полу валялись деревянные щепки. Она села на корточки, достала из сумки план здания и развернула на полу. Общая длина коридоров больницы составляла более шести километров, и Сара методично покрывала территорию участок за участком, закрашивая на карте пройденные.
Сориентировавшись, она убрала план и достала блокнот. Через бреши в потолке капал дождь, усиливая запах плесени и общее ощущение загнивания, царившее здесь. Других звуков не было. Она вздрогнула и осмотрелась, обернувшись вокруг себя. Никогда ей не привыкнуть к этим страшным стенам с непонятными граффити, жутковатым коридорам и забытым тайнам давно минувших дней, которые, как был уверен ее отец, такими и останутся.
В одной из комнат послышалось шуршание, и она замерла. Снова крысы! Сколько ни убеждай себя, что они боятся ее больше, чем она их, ничего не помогало. Сара терпеть не могла этих снующих ничтожеств с длинными лысыми хвостами и глазами-пуговками. Она топнула ногой и, понимая, что это глупость, закричала, чтобы они проваливали. Стало тихо, и она засмеялась. Так-то! Дверь в ту комнату слетела с петель, внутри было темно. Значит, окон там нет. И тут шуршание повторилось, но в этот раз оно было больше похоже на шарканье ног. Крыса не может передвигаться с такой тяжестью. Сара нервно сглотнула.
– Эй. Здесь кто-то есть?
Из мрака вышел человек в капюшоне с вытянутыми, как у зомби, руками и пошел на нее.
– Нейтан, кретин чертов, – с облегчением выдохнула она. – Смерти моей хочешь?
Он снял капюшон и засмеялся.
– Извини, не удержался.
– Что ты здесь делаешь в такое время?
– Сегодня на улице слишком мокро. Решил заглянуть сюда.
– Я думала, попрошайки не принимают никаких решений.
– У тебя нет покурить? – спросил он.
Сара полезла в сумку.
– Покурить у меня нет! Вот, на! – протянула она ему сверток. – И скажи спасибо!
Он развернул фольгу и впился зубами в сэндвич с сыром и ветчиной.
– Спасибо! – с полным ртом прочавкал он. – Я благодарен, честно. Хотя могла бы и огурец соленый положить.
Они уселись на пол, и Нейтан продолжил уплетать бутерброды.
Их пути пересеклись несколько недель назад. Он спал в одной из палат, где Сара случайно на него наткнулась. Поначалу ей показалось, что это просто куча старой одежды, и она пнула ее ногой. Спал он где придется – устав от