«Это ловушка! Вопросы здесь запрещены. Я не должен ей отвечать», — подумал Сорен и заявил:

— Мне не положено спрашивать!

Желтые глаза Финни просияли, а Сорен слегка смутился. Потом надзирательница наклонилась к нему и прошептала:

— Знаешь, миленький, я ведь не такая строгая, как другие надзирательницы. Так что, если тебе когда-нибудь очень-очень захочется меня о чем-нибудь спросить, я буду только рада. Но только очень тихо, мой хороший. А теперь, крошка, вот тебе сочный кусочек мышки. А номер у тебя будет… — она вздохнула, и Сорену показалось, будто ее белый лицевой диск озарился желтым светом. — Мой любимый номерок 12-1. Прелестный, правда? Это номер особенный, и я уверена, что очень скоро ты тоже проявишь особенный талант.

— Спасибо, — поблагодарил Сорен. Он все еще был слегка сбит с толку, но чувствовал огромное облегчение от того, что жуткая птица не сообщила Финни о нем ничего плохого.

— Кому спасибо? — захихикала Финни. — Видишь, милый, я тоже иногда задаю вопросы!

— Спасибо, Финни.

Полярная сова снова наклонилась к нему. Взгляд ее был холоден.

— Еще разок, — тихим шепотом приказала она. — Еще раз, и смотри мне прямо в глаза!

Сорен поднял голову и заглянул прямо в ее блестящие желтые глаза.

— Спасибо, Тетушка.

— Ну вот, сладенький. Уж такая я старая наседка! Люблю, когда меня называют Тетушкой.

Сорен не знал, кто такая наседка, но молча взял кусок мыши и зашагал следом за предыдущим совенком в Глауцидиум. Группу сопровождали две огромные косматые совы.

Глауцидиум оказался глубоким каньоном с отвесными стенами, пол которого был сплошь покрыт спящими совятами. Лунный свет струился на них сверху, серебря пух.

— Вы, двое! А ну, упали! — рявкнул голос откуда-то с высоты.

— Ты! — какая-то толстая сова подскочила к Сорену.

Сердце его радостно вздрогнуло — это была сипуха, такая же амбарная сова, как он и его семья! И лицевой диск сердечком, и такие же глаза. Но хотя темный цвет глаз незнакомой совы напоминал его собственный, было в нем что-то пугающее.

— Марш в задний ряд, и приготовься занять позицию для сна! — приказала сипуха хриплым горловым голосом, свойственным всем амбарным совам. Сорен не ощутил в соплеменнице никакой радости от их встречи.

Затем заговорили двое косматых сопровождающих. Оба они были ушастыми совами, с огромными пучками перьев, торчавшими прямо над глазами. Перья эти все время шевелились, что было довольно неприятно. Речь охранников напоминала короткое гулкое гуканье.

Эти гу-гу понравились Сорену еще меньше хриплого голоса сипухи, потому что каждое слово косматых сов каким-то образом проникало в грудь и там препротивно дребезжало.

— Я — Джатт! — гаркнул первый. — Раньше я был обыкновенным номером! Но заслужил себе новое имя!

— Ач-ч… — невольно начал Сорен.

— Номер 12-1! Я заметил, что с твоего мерзкого клюва готов слететь вопрос!

На этот раз гу-гу так глубоко вонзилось Сорену в грудь, что он испугался, как бы не лопнуло сердце.

— Сейчас я вам все чет-ко разъ-яс-ню. (Нет, этот дребезжащий звук был просто невыносим!) В Сант-Эголиусе запрещены слова, с которых начинаются вопросы. Такие слова мы считаем умственной роскошью и недопустимым попустительством. Вопросы раскармливают воображение, но истощают позывы к терпению, смирению и самоограничению. Мы не позволим портить других воспитанников запрещенными вопросительными словами! Это грязные, неприличные слова наказываются самым суровым образом, — моргнув, Джатт уставился на голые крылышки Сорена. — Мы сделаем из вас настоящих сов. Настанет время, и за это вы скажете нам спасибо.

Сорену показалось, что он потеряет сознание от страха. Охранники были совершенно не похожи на Финни. «На Тетушку!» — молча поправился он. Наконец Джатт прекратил свои гуканья и закончил:

— А теперь с вами поговорит мой брат. Гуканье возобновилось.

— Я — Джутт. Раньше я тоже был номером, но заслужил себе новое имя. Сейчас всем вам следует принять спящее положение. Стоим прямо, голова поднята, клюв устремлен на луну. Видите — в Глауцидиуме сотни совят. И все они научились спать правильно. Вы тоже научитесь.

Сорен затравленно огляделся по сторонам, выискивая Гильфи, но заметил только бывшую Гортензию, номер 12-8. Она уже заняла правильное положение. Судя по развороту ее головы, неясыть крепко спала под светом полной луны.

Сорен заметил вдалеке каменную арку, ведущую в соседний отсек Глауцидиума, где маршировала огромная толпа совят. Клювы у них были открыты в громком крике, но на таком расстоянии слов слышно не было.

Тем временем Джутт продолжал свою речь.

— Строго запрещается спать, спрятав голову под крыло, уронив на грудь или иным способом, к которому привыкли домашние совята. К таковым способам относится, в частности, полусогнутое положение, при котором голова покоится на спине. — Сорен насчитал по меньшей мере семь гулких «гу-гу», каждое из которых лопалось у него в горле. — Неподобающее спящее положение наказуемо, к нарушителю применяются самые суровые методы исправления.

— Надзиратели за сном совершают регулярные обходы всех сычарников, — закончил Джутт.

Потом снова настала очередь Джатта. На протяжении всей речи братья ни разу не сбились, и Сорен подумал, что, видно, они не первый раз обращаются к новоприбывшим.

— Кроме того, через регулярные промежутки времени будет подаваться сигнал тревоги. При этом звуке совята во всех сычарниках начинают сонный марш.

— Во время сонного марша, — подхватил Джутт, — вы маршируете, снова и снова повторяя свое старое имя. Услышав второй сигнал тревоги, вы должны замереть на месте. Далее, вы произносите громко свой номер — только один раз! — и снова возвращаетесь в спящее положение.

А потом оба стража жутким хором выкрикнули: «СПАТЬ!»

Сорен пытался уснуть. Честно пытался. Возможно, Финни, то есть Тетушка, ему поверит. Но у него так разболелся живот, что он просто глаз не мог сомкнуть. Ему казалось, что свет полной луны, заливавший сычарник, превратился в острую серебряную нить, проткнул ему череп и добрался до самого желудка. Наверное, у него просто очень чувствительный желудок, как у папы. Вся разница была в том, что отец чувствовал вкус сочной луговой травы, которой пообедала съеденная мышка, а Сорен — привкус угрозы.

Сорен не помнил, сколько промаялся, прежде чем услышал сигнал тревоги, призывавший к началу первого сонного марша. Снова и снова выкрикивая свое имя, он зашагал следом за совятами своей группы, пока не очутился в тени арки.

— Ой! — невольно ахнул Сорен.

Сверлящая боль в голове прекратилась. Желудок успокоился. Теперь он снова был начеку — привычное состояние для совенка, ведущего ночной образ жизни. Он огляделся по сторонам. Рядом стояла маленькая пятнистая неясыть.

— Гортензия? — окликнул Сорен.

Гортензия равнодушно скользнула по нему взглядом и приподняла лапу, готовясь сделать следующий шаг.

В тот же миг сверху спикировал надзиратель.

— Почему маршируем на месте, номер 12-8? Вернуться в спящее положение!

Гортензия немедленно подняла вверх клюв и слегка запрокинула голову, однако свет луны больше не падал на ее лицевой диск.

Сорен быстро принял спящее положение и, сощурив глаза, стал наблюдать за соседкой. Странно! Она