Мы ныряем под упавшие балки и полуразрушенную арку. Леуррессы могли бы укрепить замок, но моя мать предпочитает, чтобы он выглядел заброшенным и зловещим. Ведь стоит сделать наш дом красивым, как сюда потянутся люди. А Леуррессы привлекают кого-то лишь один раз в жизни.
Я поправляю ожерелье на плече и провожу пальцем по самому большому из акульих зубов – моей новенькой кости благодати. Остальные зубы я оставила как часть украшения, которое придаст мне грозный вид, когда я начну перевозить мертвых. Как только пройдет мой обряд посвящения, я, наконец-то, смогу присоединиться к перевозчикам и начну выполнять их опасную работу.
– Нервничаешь? – спрашивает Сабина.
– С чего мне нервничать? – Я одариваю ее улыбкой, пытаясь скрыть свое беспокойство.
Мать одобрит это убийство. Я такая же умная, как и Сабина.
Я ощущаю присутствие подруги за своей спиной. Нас разделяет шагов десять. Восемь. Семь. И по мере ее приближения шестое чувство, которое я так желала заполучить, усиливается и начинает меня раздражать. Так что я устремляюсь вперед, чтобы Сабина не увидела разочарование на моем лице. Если она решит, что я нервничаю, то тоже начнет нервничать.
Мы спускаемся все ниже и ниже, пробираясь в глубь Шато. Коридоры, облицованные камнем и украшенные гербом короля Годарта с изображением ворона и розы, уступают место туннелям, появившимся из-за морских приливов. Сейчас в них нет воды, но в стенах, словно призраки, цепляющиеся за прошлое, мерцают перламутровые раковины.
Вскоре туннель приводит к огромной пещере. Я моргаю, пытаясь привыкнуть к яркому солнечному свету, отражающемуся от известняка. Когда-то над этим местом возвышалась великолепная башня, но она не устояла под натиском морских штормов. И после смерти Годарта она рухнула, обрушившись на потолок пещеры и проломив его. Именно поэтому Леуррессы поселились в этом замке. Нам необходимо видеть над головой небо. Первая половина нашей силы дарована костями мертвых, но вторая половина подпитывается от ночных небес Элары. И если мы проводим слишком много времени в помещении, а не под светом луны и звездами богини, то наши силы уменьшаются.
На огромном пространстве пещеры, которое мы называем внутренним двором, расположилось около двадцати женщин, девушек и девочек. Вивьен несет свежевыделанную шкуру оленя. Элоди развешивает на подставке только что изготовленные свечи, чтобы они затвердели. Айла изготавливает на ткацком станке белое полотно для церемониальных одежд. Малышки Фелис и Лизетта несут корзины с одеждой для стирки. Роксана и Пернелль уже постарше и сейчас тренируются в углу со своими боевыми посохами. Остальные Леуррессы, скорее всего, отправились на охоту, собирать ягоды и травы или занимаются домашними делами в глубине Шато.
Айла поднимается из-за ткацкого станка и встает у меня на пути. Ее рыжие брови хмурятся, пока она изучает ожерелье на моем плече. Я поджимаю губы, стараясь спрятать улыбку. Она не смогла распознать убитое мной животное по его зубам.
– Вижу, вы удачно поохотились, – говорит она. – Вот только это заняло у вас очень много времени. Вы пропадали почти две недели, девочки.
«Девочки», – произносит она, задирая нос, хотя старше Сабины всего на четыре года, а меня и вовсе на три. Айла прошла обряд посвящения в восемнадцать лет, а мне сейчас семнадцать, да и набор костей благодати у меня лучше.
Я расправила плечи. До сих пор ни одна из Леурресс не убивала акулу. Наверное, потому что им не помогала такая подруга, как Сабина.
– Охота прошла великолепно, – отвечаю я. – И даже лучше. Поэтому мы не торопились.
Сабина украдкой смотрит на меня. На самом деле мы отсутствовали так долго, потому что я все время меняла свой выбор. Я хотела заполучить такую кость благодати, чтобы она не только внушала благоговение и трепет, но и усилила мой набор из трех кулонов, давая возможность посоперничать с ожерельем матери, состоящим из пяти, что разрешено только matrone.
Сморщив нос, Айла смотрит на мешок с сырым мясом в руках Сабины. Да уж, вонь стоит ужасная. Как только поприветствую маму, сразу же отправлюсь стирать платье подруги. Это меньшее, что я могу для нее сделать. Она сама настояла на том, чтобы нести мешок из-за моей раненой руки, но я не сомневаюсь, что она не станет есть акулье мясо вместе с остальными.
– Ты в очередной раз отправилась на охоту с Аилессой и вернулась без новых костей благодати? – Айла выразительно смотрит на череп саламандры Сабины.
А я стискиваю зубы так, что они начинают скрипеть.
– Айла, неужели я слышу в твоем голосе зависть из-за желания оказаться на ее месте? – Я поворачиваюсь к подруге. – Расскажи, насколько тебе понравилось сражаться с тигровой акулой.
Мой громкий голос эхом разносится по двору, привлекая внимание к нашему разговору.
Сабина вздергивает подбородок.
– Никогда купание в море не доставляло мне столько удовольствия.
Сдержав усмешку, я обнимаю подругу за плечи, и мы устремляемся вперед, оставляя позади безмолвную Айлу. Женщины нашей famille подходят к нам, одаривая нас вдохами, поздравлениями и объятиями.
Гиацинт, старейшая из Леурресс, обхватывает мое лицо старческими руками.
– Ты унаследовала свирепость своей матери, – говорит она, сверкнув полуослепшими глазами.
– Об этом судить лишь мне. – В мягком голосе Одивы слышны властные нотки.
Я едва сдерживаю улыбку. Женщины тут же расступаются перед matrone, но, почувствовав, что Сабина решает последовать их примеру, я касаюсь руки подруги, и она замирает на месте. Она знает, что придает мне уверенности.
– Мама, – склонив голову, приветствую я.
Одива шагает по каменному полу, не издавая ни единого шороха, отчего создается впечатление, будто она скользит над ним. Вокруг ее сапфирового платья кружат сверкающие пылинки, напоминая звезды на небе. Но что действительно поражает, так это ее ожерелье благодати. Кулон из кости медведя-альбиноса, вырезанный в форме когтя, раскачивается среди настоящих когтей медведя на ее трехъярусном ожерелье вместе с зубами ската-хвостокола. А когти и перья филина напоминают эполеты на ее плечах. Среди них также есть кость благодати, вырезанная в виде когтя. А еще у мамы есть корона, сделанная из позвонков асписовой гадюки и черепа гигантской вечерницы – огромной летучей мыши. Кости прекрасно оттеняют волосы матери цвета воронова крыла и ее белую, словно мел, кожу.
Я не шелохнулась, пока ее черные глаза скользили по моему ожерелью. Закончив осмотр, она поддевает пальцем самый большой из зубов.
– Какую благодать ты получила от тигровой акулы, ради чего решила подвергнуться такой опасности? – произносит она небрежно, но ее красные губы поджимаются в неодобрении.
Ее famille – единственная famille в этом районе Галлы – с годами сократилась до сорока семи женщин и девочек. Так что поиски благодати не должны ставить нашу жизнь под угрозу.
Раньше наша famille была намного больше, но пятнадцать лет назад на землю обрушилась Великая чума. И сражение за переправу ее бесчисленных жертв убило половину наших сестер. А остальные пали