Солнце скрылось за горой, и лес тут же окутала темнота. Луна еще не взошла, вокруг не было видно ни зги. Лишь в доме старика мерцал слабый свет. Ночь плотно окутала лес тяжелой влажной завесой. Рэсэн спросил себя, почему он все сидит в этой кромешной темноте и не может ни на что решиться. Ладно, подождет рассвета. Да, так будет лучше. Станет светло, вот тогда и выстрелит. Выпустит пулю, как делал много раз, словно выстрелит по деревянной мишени, и истории конец. Рэсэн сунул окурок в карман и забрался в палатку. Заняться было нечем – какие занятия могут быть в таком месте? – поэтому он достал печенье, съел, потом залез в спальный мешок, накрылся с головой и тут же уснул.
Проснулся Рэсэн часа через два. Его разбудил громкий шелест. Кто-то уверенно двигался по траве прямо к палатке. Звуки были тяжелые. Землю явно топтали несколько существ. Вот они вломились в кусты. Рэсэн не мог взять в толк, кто может издавать такие звуки. Кабан? Рысь? Он передернул затвор и направил ствол в темноту, навстречу опасности. Нажимать на спусковой крючок еще нельзя. Бывает, солдаты-наемники, сидящие в засаде, стреляют в темноту, не убедившись, что к ним приближается именно враг. Все из-за страха. А потом оказывается, что жертвой стал олень или полицейская собака, а то и собрат по оружию, заблудившийся во время патрулирования. И позже эти наемники, здоровенные парни в татуировках, рыдают, точно маленькие дети, над трупом убитого ими солдата и скулят перед начальством: “Я не видел другого выхода, вот и выстрелил”. Да, возможно, выхода и впрямь не было. Эти мускулистые здоровяки прежде ведь не сталкивались с надвигающимся на них, наводящим страх неведомым, вот и оставалось только что палить во тьму. Рэсэн же спокойно ждал, пока, к его изумлению, из темноты не вынырнули старик и черная собака.
– Что ты здесь делаешь? – спросил старик.
Однако, ситуация. Мишень сама подходит и спрашивает, почему он до сих пор не выстрелил в нее. Просто смех!
– Это я вас хочу спросить, что вы здесь делаете. Я чуть было не выстрелил, – ответил слегка взвинченный Рэсэн.
– Чуть не выстрелил? Надо же! Вор обвиняет хозяина, которого обокрал! Эта земля – моя собственность. Вот и выходит, что ты явился в чужой дом и устроился на ночлег.
Старик проговорил это с улыбкой. Снисходительной улыбкой. Несмотря на необычность ситуации, волнения не чувствовалось. Чего не скажешь о растерявшемся Рэсэне.
– Я думал, это дикий зверь. Как тут не испугаться?
– Так ты охотник? – Старик посмотрел на винтовку.
– Да.
– Старая модель винтовки Драгунова. Думал, такие только в военных музеях остались. Так что, нынче охотятся с оружием времен Вьетнамской войны?
– Лишь бы зверя убить, а уж каким оружием, неважно, – ответил Рэсэн спокойно.
– Да, лишь бы убить зверя. Какая разница чем – зубочисткой или палочками для еды, да? – рассмеялся старик.
Черный пес смирно стоял рядом с хозяином. Он был намного крупнее, чем представлялось Рэсэну, когда он наблюдал за зверем через оптический прицел. Сейчас пес смотрелся куда внушительнее, чем днем, когда носился за сдутым футбольным мячом.
– Хорошая собака, – сменил тему Рэсэн.
Старик посмотрел на пса, погладил по голове.
– Хороший. Это он тебя нашел. Вот только старый уже.
Черный пес не сводил глаз с Рэсэна. Он не рычал и не выказывал враждебности, но и симпатий к Рэсэну тоже, очевидно, не питал. Старик легонько потрепал собаку по голове.
– Если уж ты собрался ночевать тут, то не лучше ли отдохнуть в моем доме? Зачем лежать в холодной палатке и мокнуть от росы?
– Спасибо за приглашение, но мне не хочется доставлять вам неудобства, – сказал Рэсэн.
– Никаких неудобств.
И старик двинулся вниз по склону. Черный пес потрусил следом. По невидимой во тьме тропинке старик шел очень уверенно даже без фонарика. Рэсэн не сразу смог решить, как ему поступить. Оружие взведено, мишень в пяти метрах. Рэсэн смотрел на спину старика, мелькавшую в темноте. Через минуту он закинул винтовку на плечо и последовал за ним.
В доме было тепло. Горел огонь в камине, встроенном в стену из красного кирпича. Из обстановки был лишь чуточку потертый ковер перед камином да маленький журнальный столик. На камине – фотографии в рамках. На снимках старик сидел или стоял в центре группы людей, замерших вокруг него с напряженными улыбками, которые словно говорили, что людям выпала большая честь фотографироваться со стариком. И никаких семейных фотографий.
– Да вы уже и огонь развели, – проговорил Рэсэн.
– Старые люди вечно мерзнут. По-моему, никогда еще мне не было так холодно, как в этом году.
Старик подбросил поленья в камин, прибив языки пламени. Рэсэн снял винтовку с плеча и неловко поставил рядом с дверью. Старик бросил взгляд на оружие.
– Вообще-то, октябрь на дворе. Разве сейчас охота не запрещена, нет?
Последнее слово прозвучало слегка игриво. С самого начала старик обращался к Рэсэну на “ты”, будто давно с ним знаком. Однако Рэсэна его фамильярность не коробила.
– Если соблюдать все эти законы, можно остаться голодным, – ответил Рэсэн.
– Ну да. Все законы соблюдать не стоит. Их только дураки соблюдают.
Старик сказал это тихо, себе под нос. Он пошуровал кочергой в камине, и пламя тут же разгорелось. Подброшенные поленья уже занялись, огонь набросился на них с удвоенной силой.
– У меня есть чай и кой-чего покрепче. Что будешь пить? – спросил старик.
– Пожалуй, я предпочту чай, – ответил Рэсэн.
– Замерз, наверное. Может, лучше покрепче, согреешься?
– Во время охоты не пью. К тому же пить перед сном в лесу опасно, недолго замерзнуть.
– Ну, тогда сегодня ты можешь себе позволить. В моем доме от холода не умрешь. – И старик улыбнулся.
Он принес из кухни два жестяных стакана и бутылку виски. Затем щипцами осторожно взял чайник за ручку, вытащил из камина и аккуратно разлил кипяток по стаканам. Каждое его движение было выверенным, четким. Когда черный чай заварился, старик передал стакан Рэсэну, а в свой плеснул виски.
– Если замерз, всегда хорошо добавить в чай виски. А до рассвета ты ведь все едино не выйдешь на охоту.
– Разве виски добавляют в черный чай? – спросил Рэсэн.
– А почему нет? Никто не запрещает.
И старик подмигнул ему. Рэсэн отметил, что черты лица у старика благородные, наверняка в молодые годы был красив. Правильные черты и доброжелательное выражение.