Дорис хихикнула, а Кевин внезапно нахмурился. Габриэла напомнила случай, который произошел с Кевином в начальной школе, когда его вместе с другими учениками вызвали обсудить изречение «Перо сильнее меча». Кевин должен был начать диспут в защиту этого выражения. Он стоял перед классом, красный как рак, крутил руками, раскачивался из стороны в сторону, шлепал губами, отдувался то и дело, пока наконец не изрек, нерешительно моргая:
– Ну если, например, у вас есть перо… и вы кого-нибудь им ткнете, то можно чернилами кровь отравить!
Все так и попадали с мест. Мистер Фримен уткнулся головой в стол и, зайдясь в беспомощном хохоте, утирал слезы.
Того случая не забыл никто. Иногда Кевину казалось, что все его знакомые были в тот день с ним в классе, даже люди вроде Хэнка, который лет на десять старше его, или Габриэлы, которая на десять лет моложе. Абсолютно все!
* * *Они копали глубже, натыкаясь на скатанные валуны из песчаника. На протяжении тысячелетий русло реки Сантьяго-Крик благодаря аллювиальным отложениям перемещалось вдоль гор Санта-Ана, и складывалось впечатление, что когда-то вся Эль-Модена была ложем этой реки, потому что валуны встречались повсюду. Продвигались они слишком медленно; работа велась «на благо города» и считалась скорее развлечением, а потому обвинений в нерадивости не возникало. В Эль-Модене требовали отработать для города десять часов в неделю, и возможностей для таких обвинений было сколько угодно. Они старались не принимать сердитые замечания близко к сердцу.
– А где Рамона? – спросил Кевин. Дорис взглянула на него снизу вверх:
– Как, ты разве не знаешь?
– Нет, а что?
– Они с Альфредо разошлись.
Это привлекло внимание всех. Некоторые побросали лопаты и подошли к Дорис, чтобы услышать историю.
– Он съехал из дома, забрав вещички, и отправился в Редхилл. С партнерами.
– Да ну, врешь!
– Нет. Я точно знаю, в последнее время они ругались больше, чем раньше. Так все в их доме говорят. Во всяком случае, Рамона сегодня утром ушла гулять.
– А игра как же? – спросил Кевин. Дорис воткнула лопату в дюйме от его ноги:
– Кевин, а тебе не кажется, что есть вещи поважнее софтбола?
– Ну конечно, – пробормотал он, мучительно вдумываясь в ее слова.
– Рамона сказала, что к началу игры вернется.
– Это хорошо, – проговорил Кевин, а потом увидел выражение лица Дорис и быстро добавил: – То есть плохо. Действительно, очень плохо. Вот так номер!
Он задумался о Рамоне Санчес. Первый раз за все время с девятого класса.
Дорис обожгла его взглядом и отвернулась. Коротковатые загорелые ноги, все в пыли ниже зеленых нейлоновых шорт; выгоревшая рубашка без рукавов была потной и грязной. Прямые черные волосы мотались из стороны в сторону, когда она яростно атаковала землю.
– Ну-ка, давай помоги мне с этим булыжником, – резко попросила она Кевина, все еще стоя к нему спиной. Кевин нерешительно подошел и помог сдвинуть очередной валун.
* * *– Надо же, никак новый Совет за работой! – раздался сверху довольный баритон.
Кевин и Дорис выглянули из ямы и увидели Альфредо Блэра собственной персоной на горном велосипеде. Титановая рама ярко блестела на солнце.
– Легок на помине, – не подумав, ляпнул Кевин.
– Надо же, – сказала Дорис, бросив быстрый предупреждающий взгляд на Кевина, – никак новый мэр на прогулке!
Альфредо хитро усмехнулся – крупный брюнет, красивый и усатый, с четкими, правильными чертами лица.
Трудно представить себе, что всего день назад он прекратил пятнадцатилетние семейные отношения.
– Удачи вам в сегодняшней игре, – сказал Альфредо тоном, подразумевавшим, что их «Лобосу» нужно везение, хотя играют они всего лишь со слабенькими «Апельсинами». «Авангард», команда Альфредо, и «Лобос» были вечными соперниками. Рамона играла за «Лобос», что служило причиной нескончаемых подначек. Но с сегодняшнего дня Кевин уже не был уверен, что повод для шуток сохранится.
Альфредо продолжал:
– Не дождусь, когда с вами сыграем.
– Нам копать надо, Альфредо, – сказала Дорис.
– Что ж, не стану мешать общественно полезному труду. Работа для города всем идет на пользу. – Он улыбнулся и оседлал велосипед. – Увидимся на заседании! – бросил Альфредо через плечо, уезжая.
– Надеюсь, когда придется играть, мы разобьем их в пух, – сказал Кевин, вновь взявшись за лопату.
– Надейся-надейся. Да сам не плошай!
Кевин и Альфредо выросли на одной улице, несколько лет учились в одном и том же классе, включая время, когда произошел забавный эпизод с пером и мечом. Так что они были старыми знакомыми и у Кевина имелось много возможностей понаблюдать, как Альфредо работает. Кевин хорошо знал, что его однокашник – очень уважаемая личность, остроумный, открытый человек, энергичный и удачливый. Каждый мог запросто прийти к нему, и каждому он был рад.
Слишком хороший нынче стоял день, чтобы мысли об Альфредо могли омрачить его.
Кроме того, Альфредо и Рамона разошлись. Неосознанно радуясь этому, Кевин швырнул булыжник в бункер.
Ко времени перерыва на завтрак ямы были уже глубиной почти в рост человека. Теперь раскопки представляли собой поле с хаотично расположенными кратерами, все изрезанное траншеями и следами колес, с тачками и бункерами тут и там.
Кевин прищурил глаза и усмехнулся:
– Ох и зададим мы им трепку на площадке!
* * *После завтрака состоялось открытие весеннего сезона софтбола. Игроки со всех сторон съезжались на велосипедах в парк Сантьяго с битами поверх рулей. И началось коллективное, освященное годами действо. Поскольку сам софтбол – ритуал, то и подготовка к нему была ритуалом. Ноги игроки прикрыли жесткими щитками, на руки натянули перчатки. Спортсмены выходили на зеленое травяное поле группками по двое-трое и начинали разыгрываться. Большие мячи мелькали тут и там, рисуя в воздухе туманное белое кружево.
Соперники уже двинулись к штрафной линии, когда к площадке подъехала Рамона Санчес и слезла с велосипеда. Длинные ноги, широкие плечи, яркая испанская внешность, черные волосы… Команда «Лобос» радостно приветствовала ее. Рамона, улыбнувшись, сказала:
– Привет, ребята! – в почти привычной для нее манере. Но что-то в ней изменилось – это заметили все.
Рамона из тех людей, которые всегда широко улыбаются и приветливо разговаривают. Дорис находила это раздражающим.
– Рамона – биологический оптимист, – проворчала как-то она. – Оптимизм сильнее ее, он просто у нее в крови. Оптимистическая химия организма.
– Секундочку! – возразил Хэнк. – Ты ведь из тех, кто всегда говорит о ценностях, – а не должен ли оптимизм быть результатом волевого акта? Я по поводу этого твоего «химизма крови».
Дорис ответила, что оптимизм действительно результат напряжения воли, но приятная внешность, умственные способности и хорошие физические данные – качества биологические, и они, без всякого сомнения, очень помогают тем, кому достались, эту самую волю не особо напрягать.
Во всяком случае, вид у Рамоны сейчас был весьма странным – вид несчастного оптимиста. Даже Кевин, начав играть с Рамоной в мяч с полным намерением вести себя как всегда и избавить ее