Он всегда считал самоубийство выбором трусов и эгоистов, но вскоре понял, каково это – оказаться в настолько безвыходном положении, что остается лишь одно – покончить с собой. По крайней мере, если ты в тюрьме.
Закаты сменялись рассветами, и каждой клеткой своего тела Том чувствовал, что физически не выдержит еще один день, что его сердце остановится. И в очередной раз обнаруживая, что все-таки жив, искренне верил, что эти сутки точно последние.
Но медленно, очень медленно выучил еще один урок: о том, каким сильным и несгибаемым бывает человеческий дух. Откуда-то изнутри, из недр, о существовании которых и не подозревал, Том ощутил нарастающую перемену. Жгучая обида на несправедливость затихла, сменившись терпением и, наконец, – самое главное – принятием ситуации, в которой он оказался.
Этот процесс длился годы, но в итоге ему полегчало. Жизнь на воле и семья остались в прошлом, превратились в нечто призрачное, словно хороший, но полузабытый рассказ. Том находил утешение в неярких образах из далеких дней: мама и ее домашний тирамису; сладостно-горькое воспоминание о часовой мастерской, которую отец устроил в гараже, когда он был мальчишкой. Том скучал по давно прошедшим временам, когда они с отцом что-то мастерили вместе. До того, как между ними все пошло наперекосяк.
Мама приезжала на свидания в тюрьму четко дважды в месяц. Отец – без желания, один или пару раз в год. Порой Том хотел, чтобы мама ездила реже: было так тяжело смотреть ей в глаза, видеть в них боль, отрицание и самое страшное – отчаянную тоску по нему. Мама отказывалась признавать, что он совершил преступление и должен отбывать срок. И даже сейчас, по прошествии десяти лет, ее мнение не изменилось.
За все это время в тюрьме ничего не поменялось, за исключением новых словечек, используемых надзирателями. Арестантов больше не называли «осужденными» или «заключенными» – теперь в обиход вошел термин «постояльцы». Бетонная коробка, в которой жил Том, отныне именовалась, конечно же, «комнатой», а не «камерой». Хотя он еще ни разу не видел, чтобы комната была столь мрачной и неуютной.
Большую часть тюремного срока Том влачил горькое одинокое существование. Кроме последних двух лет. Примерно двадцать месяцев назад в этих стенах, где никогда не происходит ничего нового, кое-что все же случилось! То, что изменило его внешний вид, его жизнь, его будущее – и все это благодаря любви и прощению Бриджет Уилсон.
Том переживал, что новость об их женитьбе станет ужасным потрясением для матери. У нее и так пошатнулось здоровье за десять лет. Она принимала лекарства, чтобы справиться с тревожностью и депрессией. Тем не менее парень твердо решил положить конец определенным вещам, которые продолжались так долго, что он почти перестал их замечать.
Например, мама до сих пор разговаривала с ним, будто с пятнадцатилетним подростком, который нуждался в ее помощи, опеке и защите. Хотя на самом деле Том жаждал свободы, чтобы заново построить собственную жизнь. Во время нескольких последних свиданий она ни разу не поинтересовалась, какие у него планы на будущее. Зато бесконечно говорила о своих планах на него после его освобождения.
Том понимал, что мама желает ему добра. Старается помочь единственным известным ей способом. И все же это была пытка – молча сидеть и кивать в нужных местах. Бриджет рассказывала, как звонила его матери, как пыталась поговорить лицом к лицу через несколько месяцев после смерти Джесса, но та сначала бросила трубку, а потом и вовсе захлопнула перед ее носом дверь.
Мама ни разу не обмолвилась об этом во время свиданий, упомянув имя бывшей подруги лишь однажды, презрительно сказав, что Бриджет наслаждается всеобщим сочувствием как скорбящая мать, посвятившая себя благотворительности.
…Бриджет уже рассказала о свадьбе бывшей девушке Джесса и ее сыну.
– И как они восприняли? – отважился спросить Том.
– Привыкнут. Просто им нужно немного времени, – пожала плечами она.
…Когда несколько недель назад Том решил сообщить о женитьбе своим родителям в день освобождения, идея казалась отличной. Но теперь, когда этот день настал, его одолевали дурные предчувствия. В глубине души Том надеялся, что, если бы он только смог объяснить все матери, она бы нашла в себе силы благословить их брак.
В зале свиданий точно не стоило заводить подобный разговор. Он скажет, когда они выйдут из тюрьмы. Посмотрит матери прямо в глаза и объяснит, почему больше не нуждается в ее опеке. В его жизни произошли такие изменения, о которых он и не мечтал. И все это благодаря Бриджет и ее бескорыстной любви.
…Дверь бокса открылась, и в проеме возник незнакомый охранник.
– Готовы, мистер Биллингерст? За вами приехали родители.
Вот и настал момент, которого Том так долго ждал. Сколько раз он представлял, как победно вскидывает кулаки и кричит в неистовом восторге от вновь обретенной свободы. Вместо этого, чувствуя, как от волнения сосет под ложечкой, взял рюкзак и вышел за дверь. Настало время оставить прошлое в прошлом.
Глава 8
1994 год
Прошло уже три недели с того момента, как Бриджет начала посещать игровую группу с трехлетним Джессом. И за все это время с ней заговорили лишь дважды. Какая-то мама пробормотала «простите», уволакивая прочь свою девочку, рискнувшую подойти к Джессу, а другая мать сообщила, что стул, на который собиралась сесть Бриджет, занят, так как она придерживает его для своей подруги.
Группа располагалась в просторной застеленной ковролином комнате в подсобном помещении библиотеки в Берри-Хиллс – престижном районе на южной окраине Мэнсфилда. Плата за посещение составляла один фунт плюс билет на автобус – сумма, которую Бриджет едва ли могла себе позволить, так как ее недавно уволили из супермаркета. Зато Джесс получал стакан сока и печенье, а для нее находилась чашка кофе или чая. И самое главное – тут было так уютно. Приятная атмосфера и люди с чистыми, безопасными игрушками.
Бриджет поглядывала на качественную одежду, которую носили другие родители. У нее имелось единственное, затасканное почти до дыр бежевое пальто, купленное на распродаже в универмаге три года назад. Под него она надевала две футболки и свитер из полиэстера, чтобы хоть как-то защититься от пронизывающего холода. На правом ботинке из искусственной кожи отклеилась подошва, и пока Бриджет добиралась сюда под снегом с дождем, нога промокла. Присев на свободный стул, женщина стянула ботинок с пятки, чтобы хоть немного подсушить носок.
Несмотря на погоду, Бриджет двадцать минут шагала сквозь снег от ближайшей автобусной остановки только потому, что Джессу здесь очень нравилось. Общение с другими детьми особенно привлекательно, если ты ютишься в полусгнившей развалюхе в бедном квартале.