Ещё до подъема на верхней палубе заголосили басом котельные вентиляторы, и корпус сторожевика, его надстройки, переборки, каюты откликнулись дрожью. Звякнул на мостике машинный телеграф, ожили стрелки на шкалах приборов. Старший лейтенант Лончиц дал пробные обороты винтам. «Торок» рванулся, но стальные концы, надраившись втугую, схватили корабль под уздцы.

В пятой каюте валялась на койке гора теплой одежды: две пары меховых брюк, альпаковые куртки на молниях с капюшонами. Чеголин с Пекочинским примеряли походное обмундирование, собираясь впервые выступить в качестве дублеров вахтенного офицера. Пока только дублеров. Получить допуск к самостоятельной вахте помешал инженер-лейтенант Бестенюк, который, как назло, заявился со срочными бумагами во время зачета.

— Минутку, — сказал ему командир корабля, показывая соискателям очередное сочетание из двух разноцветных флажков.

— Это ж ерунда, — нетерпеливо ляпнул Бебс. — «Поворот все вдруг вправо на семь градусов».

— Слышали? — рассердился Василий Федотович. — Даже механик знает, хотя ему совсем не обязательно. Учтите ещё раз!

Механик потом оправдывался:

— Ей-богу, братцы! Случайно запомнил только этот сигнал. Вот и сказал, чтобы поскорей закрыть наряды по корпусным работам.

— Среди механиков модно щеголять морской эрудицией, — саркастически заметил старший лейтенант Шарков, который раньше штурманил на эсминце при загадочных обстоятельствах был с понижением переведен на «Торок».

— К сожалению, не каждый механик способен выручить вашего брата, — ответил ему Бебс.

— Это называется выручить? — спросил Пекочинский.

— Анатолий Матвеевич вспомнил о другом случае, — скромно объяснил Бестенюк. — Но о нем он расскажет сам.

— Откуда вы взяли? — нахмурился опальный штурман и больше не вмешивался в разговор.

— Для вас же, друзья, — продолжал механик, — гораздо более актуальна другая история, о том, как некий курсант инженерного училища сдавал на прочистку мозги.

— Инженерного? — хмыкнул Чеголин. — Тогда излагай.

— Засорились у человека мозги. Сессию завалил. Если не пересдать, спишут. Идёт он как-то по Невскому и видит на месте часовой мастерской новая вывеска: «Ремонт мозгов». «Что же, — сказал мастер в белом халате. — Это можно. Сдавайте в окошечко и держите квитанцию». Однако в срок работу не востребовали. Мастер обеспокоился: «Как же две недели жить без мозгов?» — и сам понес их клиенту. «Почему не являлись? — спрашивает. — Вот примеряйте. Всё в лучшем виде, прекрасные теперь извилины». — «А зачем они мне? — возразил клиент. — Всё равно переводят в другое училище…»

— В какое? — настороженно уточнил Пекочка.

Бестенюк ожидал этот вопрос:

— Точно не установлено. Не туда ли, где пестуют таких, как ты?..

Кроме рассказчика, никто не засмеялся. Но и возмущаться тоже было неловко. Как бы не вышло, что слушатели приняли дурацкую байку на свой счет.

— К нам из Дзержинки никто не попадал, — на всякий случай информировал Пекочинский, — А вот наоборот, случалось, и списывали.

— Это не удивительно, — осклабился Бебс. — Стать инженером каждому лестно.

Каков наглец!

— Каждому? — осведомился Чеголин.

К сожалению, мозги у приятелей были, точно, засорены проклятым сводом сигналов, и оба оказавшись не в состоянии выразить ничего язвительного. Сдать зачет до первого выхода в море им так и не удалось, и потому приходилось довольствоваться скромной ролью дублеров.

Море дремало. Его подернутая рябью поверхность слепила глаза. Солнце, подобно старпому, приняв бессменную летнюю вахту, занималось своими делами, пытаясь растопить белую пудру на каменных берегах. Событий не предвиделось. Капитан-лейтенант Выра сошел вниз, а Евгений Вадимович Лончиц не мог предложить своим дублерам ничего поучительного. И проявил ценную инициативу паровой свисток, укрепленный на первой трубе, сразу за мостиком. Он бестактно запел сам по себе, отфыркиваясь кольцами пара.

— Вахтенного механика на мостик! — рассердился старпом.

Наверх вылез главный старшина огромного роста в промасленном комбинезоне. Его ладони по величине напоминали совковые лопаты, а щуплый Лончиц рядом с таким богатырем выглядел подростком.

— Что это, Грудин? — спросил Евгений Вадимович, показывая на поющий свисток. — Немедленно устранить! Понятно?

— Дык… там же клапан.

— «Дык-дык», — бушевал старпом и, строго взглянув на своих дублеров, вдруг принял волевое решение. — Забить чопом! Понятно?

Грудин ещё раз сказал: «Дык…», растерянно пошлепал широкими добрыми губами, но Лончиц уже отвернулся. Тогда богатырь, безнадёжно махнув десницей, скатился по трапам вниз. Через пять минут по скобам передней трубы вскарабкался матрос с кувалдой и конусной деревянной пробкой из аварийного материала. Два-три удара наотмашь, и на мостике стало тихо. Наконец сумрачный штурман Шарков