У отмели сбежалась собачья стая. Заблаговременно увидев животных, мальчик спрятался за камнями.
По маске били брызги от луж. Произвол океана, считавшийся исключительно с ветром, пугал его. Могучие волны омывали песок, оставляя токсичный след. Собаки отпрыгивали, поскуливая, когда желчь касалась их лап, разъедая шерсть, но продолжали искать добычу.
Засидевшись под изрезанным трещинами камнем, он позабыл о фильтрах и надышался паров.
Заброшенность, опустошенность и мерклый свет сжимали ему горло. От страха настукивало сердце, и он задыхался в потном противогазе.
Мимо проскользили тени псов.
Голод манил их, но они сторонились мальчика. Или же их отпугивали пузыри, выныривающие из земли.
Сорвав маску он как исступленный раскачивался, проглатывая токсичный пар.
Вожак стаи, навострив уши, выжидал.
Слюна капала с пасти, впитываясь в песок.
Он учуял или его или оброненные бобы, угодившие в лужу. Сварившись, от неё шел сладкий запах, дразнящий ноздри.
Мальчик старался упаковать рассыпанное обратно. Он затягивал мешок и клал на него склянки.
Интоксикация лишила его всякой последовательности.
Он утерял таблетки, и, когда перемахивал к другой стороне камня, то подмочил и фильтры.
Такова судьба неподготовленного человека.
Но мир изъявил к нему благосклонность.
После часа безуспешного ожидания вожак завыл, задирая морду к тучам, и стая поспешила дальше.
Они не решились пересечь болотистые лужи, а мальчик завалился в сон.
Ему виделась тень с собакой — поводырем. Она что — то вынюхивала вертя носом.
— Позже — сказала неопределенно тень, держа на веревке пса. Покормимся дарами города.
Тень встретилась глазами с мальчиком, и он проснулся в крике, тут же зажав уши и подтянув колени.
Как громко!
Пары отражали шум, а его мутило. Он набросил на плечи мешок. Витиеватые полосы маячили перед глазами. Не выдержав, он решил вернуться назад, в обиталище света и тепла.
Свобода представлялась ему каторгой, ужаснее которой нет на свете зрелищ, и он ругал себя за дурость, считая, что «отец», разглядев его желание, решил помочь ему его воплотить.
Минуя побережье и откидной мостик, он постучал в полнощекий гермозатвор.
Никто не отозвался.
Мальчик знал, что произвел много шуму. Они с «отцом» «усовершенствовали» дверь так, что при легком ударе внутри раздавался грохот. Тогда он достал украденный из кают компании ключ и всунул его в скважину, вначале в одну, затем в другую.
Старая, заржавевшая система начала медленно сканировать чип ключа.
Он выявил, что дверь не зафиксировала его выход. Счетчик на ней у панели не изменился.
Наконец загорелся синий огонек и дверь слегка приоткрылась обдав ноги паром.
Мальчик заглянул аккуратно внутрь — никого.
Его не могли не услышать!
Он закрыл за собой дверь, снял противогаз и начал с обыска комнат.
Мужчины нигде не было.
Он позвал его, но не нашел.
Обесточенные коридоры озарялись аварийным светом.
Мальчик облазил все что мог, вышел в реакторную и протер бесперебойник.
— Где ты?! Отец! Папа!
«Это не его дом, а незнакомое ему захолустье», — прорыдал он. Слезы липли к немытым и нестриженным волосам. Одеяло! Завернувшись в него, он застонал.
Плач гас в одеяле мужчины. В последнее время «отец» просиживал ночами в кресле и глядел на запотевающее от поршней и соли ядро.
Теплая атмосфера с постукивающим механизмом привела его в чувство. «Все как прежде, дом — милый дом», — подумал он, расслабляя мышцы.
Мальчик вспомнил, что надо постричься и пошел умыться в туалет. Радиоактивная пыль опасна — он ощущал жжение кожи.
Обычно, он пользовался мусорным отсеком для нужды, но где — то здесь был еще один туалет. Сориентировавшись по цифровому табло, подсвечивающему наклеенную на стене карту, он протолкнул гермодверь, очутившись на развилке. В этой части он не был ни разу. «Почему она не заперта?»
Отчим носил воду в просветленные сектора и баррикадировал на ночь проходы и пролазы. Здесь же было сыро, и холодно. Похоже, он отключил отопление. Указательная стрелка — «спуск на центральную линию». Мальчик надавил на кнопку по соседству. Лампы одиноко пшыкнули, подсвечивая дальнейшие указатели.
При подходе он скашлянул, почувствовав вонь.
В темных затопленных коридорах пахло трупами. Он натыкался на стены и пугливо отпрыгивал, когда его нога наступала на что — то хрустящее.
Вот он! — желтая полоска над дверью и знакомая ручка.
Мальчик медленно открыл дверь и увидел мертвого человека, ставшего за девять лет ему отцом.
По стенам белой кабинки была размазана засохшая кровь, где — то уже впечатавшаяся, и выглядевшая как краска.
Он подошел к лежащему на спине мужчине.
Вся грудь была залита ей, запекшийся и смолистой.
Пальто покрылось инеем, а изо рта пахло разложением.
Немеющими пальцами он натянул противогаз, и подбирающийся к горлу горький ком осел. Легкие в момент наполнились отфильтрованным и безвкусным воздухом с примесью порошка.
Мальчик дотянулся до краюшка пальто и одернулся.
Тряслись ноги.
«Он скрывал от меня болезнь».
Сломленный, мальчик вернулся в каюту, и, нашарив упаковку, из которой мужчина кормил его витаминами, и от которых отказывался сам, когда ребенок предлагал ему разделить их, прочитал оглавление инструкции:
«Экспериментальные образцы против эпидемии. Наиболее эффективен во взрослом возрасте».
Дальше он смотреть не стал и выбросил её в коридор.
Значит, лечение помогло. Он съел все таблетки.
Столько их требовалось на курс? То — то при малейшей простуде «отец» бегал вокруг него как мать вокруг дитя, сам не принимая ни штуки.
Знал, что может не хватить ему.
Мальчик постоял немного в каюте, где он любил свой уголок, приложился лбом к матрасу, погрузившись по щеки в родную атмосферу. Огоньки на панели мигали, как и прежде. Эжекторы под потолком застыли, и с труб струился пар, рассеиваемый по каютам. На противогазе образовались капельки. Одежда мокрела. «Отец» каждое утро запускал эжектор и воздухообменник из генераторного отсека, но мальчик не знал, какой из переключателей отвечает за отсос пара. Приборная панель истерлась и отличить один от другого для него не представлялось возможным.
«Не бросать же его так?!» — на глаза вновь навернулись слезы. Он оторвался от сырого матраса и вернулся в туалет. Поцеловал мужчину в лоб, накрыл одеялом, взятым из реакторной, и вышел из бункера, разбитый горем.
Пару дней он жил в трубе у пляжа, пока его не разбудил дневной шум воды. Занырнув, он вылез из трубы, и глядел как океан поглощал убежище, медленно пожирая его, жадный и голодный, как китоед. И, когда синее чудовище насытилось, и у его кромки раздался последний всплеск, оно уснуло.
Рубашка липла к животу, его морозило. Сумка, казалось, примерзла к спине. И откуда взялся холод? Со стоячей воды веяло зимой, но не колыхались волны. Отделившиеся от неба снежинки вязли в тумане и таяли, не доходя до земли.
«В город» — принял решение мальчик, и, затянув потуже пояс, забрался на насыпь.
Не привыкшее к нагрузке сердце колотилось, встряхивая стуком тело. Ушитые штаны болтались