Демьян протянул руку, взял конверт.
Спокойно открыл его.
Прежде чем корреспонденция попала к его секретарю, а тем более, к безопаснику, её проверяли на разного рода химикаты. Обычная рабочая процедура. На Демьяна покушались и много раз.
Председатель самого влиятельного банка России привык жить по определенным условия. Иначе уже никак.
Его всё устраивало.
В конверте находились фотографии. Разного размера. Несколько фоток А4, а в большинстве своем десять на пятнадцать. Были и средние. Всего девять штук.
Девять кадров, заставивших мир Демьяна разделиться на «до» и «после».
На каждой фотографии был запечатлен ребенок.
Везде один.
Фотограф очень грамотно выцепил нужные моменты.
Вот ребенок совсем кроха, лежит голенький на пеленальном столе. Вот смеется. А тут его в одних трусиках поднимают над головой.
Руки женские… с красивым розовым маникюром, стриженным под корень. Чтобы не оцарапать, не задеть малыша.
Следующие фотографии показали ребенка более взрослым. Карапуз подрос и шёл босиком по траве. Его снова держала женская рука.
Демьян положил фотографии на стол и потянулся за бутылкой. Раздался неприятный, режущий слух звон стекла – бутылка стукнулась об край стакана, когда Демьян хотел налить себе ещё выпить.
– Дай мне, – Степан протянул руку, намереваясь взять у него виски.
– Я сам! – рявкнул Тарисов.
Не привык он, чтобы у него дрожали руки.
Не привык…
Демьян налил почти полный стакан и залпом его осушил.
Закусывать не стал.
Поднёс кулак ко рту и жадно втянул воздух.
Всё равно задыхается.
В грудь словно кол вбили.
Он, который спокойно общался с самыми влиятельными людьми не только родной страны, но и мира, равнодушно выслушивал претензии и оскорбления, точно знал, что хочет от жизни, и получал всё, что хотел, щедро рассчитываясь не только деньгами, сейчас настолько был выбит из привычной колеи, что в голове не осталось ни единой мысли.
Демьян смотрел на Степана.
Потом на фото.
Снова на безопасника.
– Конверт сегодня пришёл?
– Датирован вчерашней датой.
– Вижу, без обратного адреса.
– Там записка есть.
Тарисов её потом посмотрит.
Он разложил фото таким образом, чтобы видеть каждое. Бутылка мешала, и он смахнул её со стола.
К черту…
Ни он, ни Степан даже не взглянули в ту сторону, куда она упала, и где жидкость пролилась. И не такое убирали работники клуба.
Демьян расправил фотографии, снова заметив, как дрогнули у него пальцы. Он жадно всматривался в них, ища…
Что?
Хороший вопрос, на который пока и не требовалось ответа.
На фотографиях был запечатлен мальчик. Красивый большеглазый карапуз. На семи фотках – довольно улыбающийся.
Счастливый. Что-то даже, наверное, говорящий весело и беззаботно. А вот на этой он сидел в памперсе и тянулся за мягкой, в углах уже покоцанной книжкой. Пальчики и на ручках, и на ножках забавно растопырил.
Тарисов снова и снова переводил взгляд с одной фотографии на другую.
– Ещё, – он не узнал собственного голоса, – водки.
– Сейчас.
Степан самолично поднялся и вышел, чтобы меньше чем через минуту вернуться с подносом в руках, на котором стояла бутылка с прозрачной жидкостью и нарезка. За спиной Степана маячила молоденькая официантка. Для того, чтобы попасть работать в «V», претендентки выдерживали испытания похлеще, чем на любой конкурс красоты, не говоря уже про модельные агентства. Ещё одна категория охотниц за богатыми мужчинами. Иллюзия, подпитываемая эго. Услышали пару историй, где миллионер увидел красавицу-официантку с идеальными чертами лица и стройной фигурой, не устоял, пал к её ногам, очарованный красотой, подарил ей кольцо с бриллиантом и увез её на белоснежной яхте в счастливое будущее. Возможно, такие истории и имели право быть. Чем-то же должна подпитываться та самая иллюзия. Просто в жизни Демьяна и его окружения подобные истории не встречались.
О чем, например, ему, финансисту до корней волос, говорить с официанткой после искусно отыгранного ею лже-оргазма? Ладно, пусть она даже и кончит натурально, думая о деньгах, что увидит утром на банковской карте. А потом? Демьян даже мог предположить, что его интерес к девушке продержится неделю. Месяц. Максимум, полгода. Что потом? Они слишком разные. Они смотрят в разные стороны. Он – на биржевые сводки, котировки, появление криптовалют. Она – в лучшем случае научится отличать брендовые сумки от хороших подделок.
Поэтому тут без вариантов. Для него лично. Кстати, для его окружения и друзей – тоже.
Не зря раньше браки устраивали родители. Каждый выбирал своему ребенку пару по себе: образованию, доходу, интересу.
Демьян отвлекся. Сознательно. Переключил часть внимания на официантку, которая ловко собрала пролитое и осколки небольшим, бесшумно работающим пылесосом. Надо отдать должное: после уборки она посмотрела на Бурсурова, тот кивнул, и лишь тогда девушка ушла.
Степан поставил поднос почти к стене. Аккуратно, не загородив ни одну фотографию. Взял стакан Тарисова, выплеснул остатки виски на многострадальный стол и плеснул новую порцию в стакан ровно на два пальца. Себе – столько же.
– Закусывай, Дём.
– Кусок в горло не лезет.
– Надо. Давай.
Они снова выпили.
Ни одного грамма в глазу. Возможно, потом его и накроет.
А пока…
– Где записка?
– Внутри.
Демьян шумно сглотнул, снова взял конверт, потряс его. Ничего. Тогда он раскрыл и увидел небольшой листок, зацепившийся за проклейку. Доставал его Тарисов с каким-то остервенением.
Был готов ко всему.
Он так наивно думал.
«Хочешь узнать, кто воспитывает твоего сына?»
Девять фотографий и шесть слов.
Глава 2
– Юля, телефон.
– Мама, ответь!
– Это с работы.
Да что б!
Юля убрала взмокшую прядь и, поддев душистую пену, опустила пушистый белый комок на розовый нос сына.
– Мам, ты куда?..
– Сереж, сейчас, я быстро. Мне ответить надо.
– Мам… Тогда бабку позови! Не, лучше дедку.
– Хорошо.
Юля поспешно обтерла руки о полотенце и вышла в коридор, где стояла мама и уже протягивала ей телефон.
– Мам, Сережа дедушку просит к себе. Попроси его поиграть, пожалуйста.
– Ох, не знаю… Дед у нас сегодня что-то не в духе.
Юля сделала просительную мину и нажала на прием.
– Да, Катя, привет.
Звонила второй администратор. Не к добру.
– Юлия Михайловна, добрый вечер, – если Катя говорила с субординацией, значит, всё не просто плохо.
Всё очень плохо.
– Катя, что случилось?
– Вас просят приехать. Как можно быстрее.
– Катя, не пугай меня.
Послышались приглушенные мужские голоса, отчего Юля негромко вздохнула и прикрыла глаза.
– Да-да, конечно, – это она уже не Юле.
– Кать, я выезжаю. Но я у родителей на даче. Поэтому буду… – она прикинула, сколько времени ей понадобится, чтобы более-менее сносно привести себя в порядок и доехать до отеля, учитывая, что каким-то чудом сможет избежать всех пробок. – Постараюсь в течение часа быть.
– Юлия Михайловна, мы вас ждем.
– Мама, где деда?
Настойчиво-капризный крик Сережи раздался вовремя. Как раз, когда разговор закончился. Несмотря на то, что в анкете Юли черным по белому было указано про иждивение и про трехлетнего сына, на собеседовании ей ясно дали понять: одно «неудобство», связанное с её материнством – и она может прощаться с работой. Причем уволить могли «с пометкой».
Раньше особо не жаловали мамочек с маленькими детьми, а сейчас, когда движение чайлдфри набирало обороты,