— Я так понял, беспокойство проявлялось в обе стороны во время войны.
Покалывание в затылке превратилось в предостережение, не позволившее потерять сознание от болевого шока. Жар полыхнул по нервам — конечно, не совсем боль, но и отнюдь не удовольствие. Предупреждение не позволило образу из прошлого окончательно сформироваться в его сознании.
Koрa в центре боя. Ее кожа покрыта кровью, щеки покрыты пятнами грязи. Ее глаза широко открыты, и он судорожно скользит руками по ее телу в поисках раны, пока не понимает, что кровь не ее…
Свет начал болезненно резать глаза, и Эшвин заблокировал в памяти мысли о Коре. Сосредоточил внимание на хрусте гравия под сапогами, ветре в деревьях, отдаленном звуке птичьего пения. Большинство птиц, скорее всего, были северными пересмешниками. Если он сосредоточится на их пении, то сможет оценить расстояние…
— Эшвин?
— Стандартный солдат Махаи не способен на заботу, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Война оказала дестабилизирующее влияние на меня, но База скорректировала мой режим восприятия. Koрa Беллами — хороший врач, она всегда проявляла участие к солдатам Махаи. Многие из нас испытывают лояльность по отношению к ней. Я не выдам ее месторасположение командованию Базы, если вас это беспокоит.
Это было правдой. База может требовать от него все, что хочет.
Все, что угодно, кроме Коры!
— На самом деле, меня заботит не это.
Они уже подошли к казарме, когда Гидеон резко повернулся к нему лицом. Его внезапно серьезное выражение было едва различимо в скудном свете луны.
— Если бы я думал, что ты опасен для любой из моих сестер, тебя не было бы в моем поместье. Тебя не было бы даже в моем Секторе. Но я очень обеспокоен тем, что ты можешь ранить ее чувства, а как раз этого я и хочу избежать.
Мысль о причинении боли Koре была… неприятной. Эшвин испытывал ощутимый дискомфорт, такой же, как и от физического контакта с незнакомыми людьми. Это опрокинуло привычный порядок вещей в его мире.
— Я тоже не хочу этого.
— Отлично!
Гидеон повернулся обратно к зданию и забарабанил в дверь.
— Дикон, тащи сюда свою задницу!
Дверь мгновенно распахнулась под его кулаком.
— Сэр.
Заместитель Гидеона явно стоял за дверью, подслушивая приватный разговор. Это выглядело непорядочно, но Гидеона, казалось, это не беспокоило.
— Дикон, Эшвин согласился остаться с нами на несколько дней. Я хочу, чтобы вы вдвоем обсудили все, что ему известно об этой группе дезертиров. Выясните, может ли какой-нибудь из рейдов, которые произошли у нас за последний месяц, иметь отношение непосредственно к этим шакалам?
Дикон протянул руку через открытую дверь, привлекая взгляд Эшвина к татуировке, выделяющейся на его плече — растущее из черепа дерево с воронами, вылетавшими из ветвей и спиралью спускавшимися вниз по его руке до запястья. Символ Всадников.
— Конечно.
— Хорошо.
Гидеон кивнул Эшвину.
— Я оставляю тебя в надежных руках. Если тебе вдруг что-нибудь понадобится, дай знать Дикону. Он обо всем позаботится.
Риос не стал ждать ответа. Эшвин предположил, что короли и лидеры Культа редко это делали. Повернувшись к нему спиной, Гидеон исчез в ночной темноте, оставив Эшвина стоять перед своим заместителем.
У Базы был файл на Дикона, но слишком скудный. Никаких подробностей о семье и друзьях, или коллегах. Никаких связей, которые могли быть использованы против него. Только вывод о том, что он хорошо обучен и смертельно опасен, а его преданность Гидеону Риосу абсолютна.
Эшвину не требовался файл, чтобы понять Дикона. Вся его сущность отражалась в тату на его руке. Все всадники получали татуировку в виде черепа и дерева, но вороны были личными. Каждый раз, когда Всадник забирал чью-то жизнь в ходе своей миссии, он набивал напоминание об этом, а кожа Дикона была усеяна воронами. Птицы облаком кружились по внешней стороне руки и внутреннему изгибу локтя, вытесняя друг друга в унылом перечне пролитой крови, сходя на нет ближе к запястью.
Махаи не слишком бы удивило, если число погибших от руки Дикона смогло бы сравниться с его собственным.
Дикон отступил назад.
— Входи. Сейчас мы тебя разместим.
Первое, что Эшвин заметил, когда они вошли внутрь, было электричество. В отличие от дома Гидеона, в котором, казалось, использовали в основном свечи и изредка — расположенные в стратегически важных местах источники солнечной энергии, казарма Всадников была ярко освещена.
На самом деле, это не так уж сильно отличалось от общего помещения в казарме на Базе. Главный зал, куда они вошли, был немного больше и не такой суровый. Стены были гладко оштукатурены, с рисунком в ярко-золотистых и бронзовых тонах. Фреска с изображением Святых в сочных, насыщенных цветах украшала дальнюю стену.
Но у него появилось ощущение дежавю. Может, тому причиной был шум из угла, где Хантер на тренажере толкал внушительный вес, или запах масла и скрежет стали по точильному камню, идущий от широкого стола на противоположной стороне. А может, это было просто ощущение настороженного напряжения. Эшвин понимал, что вошел в помещение, полное обученных солдат, которые могли переходить от расслабленного состояния к боевой готовности за долю секунды.
По мере того, как Всадники оборачивались, оценивая него, Эшвин сопоставлял лица с именами.
Гейб сидел за столом, занимаясь затачиванием меча. Пластырь на его сломанном носу был единственным признаком вечернего боя. Он кивнул в знак приветствия.
Рядом с ним находилась женщина, что было не принято на Базе. Ее кожаный короткий топ обнажал хорошо сформированные мышцы под смуглой кожей, и осторожный вызов в ее глазах дал понять Эшвину, что она точно знала, каким образом База использовала женщин-воинов.
Черная татуировка на плече была яркой. Совсем свежей. На руке не было воронов, что объясняло ее отсутствие в базе данных, когда Эшвин занимался сбором информации для миссии. Новенькая — очередной эксперимент Гидеона по разрушению традиционных гендерных ролей.
Эшвин подумал, что у нее должны быть веские основания испытывать эту настороженность.
— Эй, Человек дня! — Хантер закрепил штангу и сел. Он поднял белое полотенце и вытер лицо, прежде чем снова заговорить. — Я думал, мы увидимся за ужином.
— У него было особое приглашение от королевской семьи. — Рейес двусмысленно усмехнулся со своего места на диване. Выражение его лица было внешне вполне дружелюбным, но что-то намекало на возможность неминуемого кровопролития.
— О-о-о, представляю себе! — слова исходили от блондина, сидящего рядом с Рейесом с нетерпеливо-щенячьей улыбкой на лице. Он держал планшет в одной руке, тарелка с пончиками стояла у него на коленях. Иезекиль Джеймс, известный как Зик в Секторе 1, а в Эдеме недолго его знали как Робина Гуда. Это прозвище он заработал, взломав счета богатых членов Совета и перераспределив их деньги бедным.
Досье изображало Зика как безжалостного преступника. Но реальность была несколько иной.
— Не обращай на него внимания, — сказал Гейб из-за стола, возобновляя заточку