И ушла, забрав гуся с собой.

— Почему она меня боится? — спросил Аластор, не особо рассчитывая на ответ, но итлиец охотно пояснил:

— Чует благородную кровь, синьор. Вы ходите и говорите совсем иначе, не как деревенский люд. Шпагу снять можно, а вот манеры — нет.

— Ну и что? — продолжал удивляться Аластор. — Я же часто приезжал в свою деревню, там никому в голову не приходило меня бояться. Наоборот, все радовались!

Итлиец посмотрел на него с непонятным сожалением, а потом вздохнул и мягко, словно несмышлёнышу, сообщил:

— Немного зная вас, благородный синьор, я предполагаю, что вы вели себя с присущим вам великодушием. Не раскладывали деревенских девок, а то и невесту прямо на свадьбе, не пороли парней за то, что вовремя не отскочили с дороги. Наверное, не топтали посевов, охотясь рядом с полями. И суд, пожалуй, вершили справедливый?

— Что? Ну разумеется! — возмутился Аластор, краснея. — Да мне бы в голову не пришло вот это всё… что вы говорите! Отец меня учил, что мы не только хозяева своим людям, но их первые защитники!

— Исключительно достойный человек ваш отец, — уважительно склонил голову Фарелли. — Но… Как бы это сказать… Один высокородный синьор другому не ровня. В этой деревне людей золотой крови боятся, как огня, из чего я делаю вывод, что местный господин не отличается вашей добротой. Да и живут здесь победнее, чем ваши люди, м?

— Это так, — признал Аластор, снова оглядевшись. — В наших землях у многих зажиточных крестьян дома и подворья не хуже, а здесь только у старосты. Да и деревня грязновата, хоть и не совсем нищая. На самое необходимое, видно, хватает, а вот спину разогнуть и сделать свою жизнь хоть немного краше…

— Для этого уже и силы нужны, — подхватил итлиец, — и лишняя монетка в кармане. Чего здесь и близко не видно. Я тут поговорил с бедной женщиной, так она, уж простите, благородный синьор, о своём хозяине слова доброго не сказала. Скряга, по её словам, такой, что рыбьей чешуи не выпросишь.

— А у нас говорят «сне́га зимой», — хмыкнул Аластор. — Но я понял. На своего лорда бедолага не надеется? Вот что, Фарелли, позовите её, будьте любезны. И постарайтесь успокоить.

Кивнув, наёмник встал и ушёл. Аластор рассеянно потрепал подошедшего за лаской Пушка и подумал, что решать опять придётся самому. И снова идти по той грани, за которой его поступок могут очень сурово осудить. Вообще-то, он сейчас собирался совершить одно из самых некрасивых дел для дворянина, причём сурово осуждаемое законом.

— Слушай меня внимательно, добрая женщина, — сказал он, когда старуха вернулась вместе с итлийцем и, подойдя, замерла перед Аластором, комкая передник. — Ты когда-нибудь бывала на севере за Дорвенной? Или хоть в самой Дорвенне?

— Откуда мне, ваша милость?

— Ну, значит, придётся, — вздохнул Аластор. — Здесь вам оставаться нельзя, не демоны вернутся, так неурожай доконает. Разве что, в самом деле, попросишь помощи у своего лорда, а?

Старуха ниже склонила голову и так упрямо поджала губы, что стало ясно — на милосердие хозяина она не рассчитывает.

— Тогда уходите, — тяжело уронил Аластор, внутри ёжась от того, что совершает.

Сманивает чужую крестьянскую семью! Законное имущество местного лорда! Хоть Правда Дорве Великого и признавала за крестьянами возможность сменить господина, но делалось это иначе! Благородным лордам следовало сначала договориться между собой и выплатить законную компенсацию за потерю рабочих рук! А не вот так, за глаза!

Старуха тоже поняла, что происходит неладное, потому что воззрилась на него с недоумением, даже голову подняла.

— Идите по большому тракту до самой Дорвенны, — сказал Аластор медленно, чтобы крестьянка его поняла. — Вам бы лошадь с повозкой, но ведь отнимут. А так потихоньку проскочите. Ничего, что медленно, мир не без добрых людей, может, и подвезут. Но в столицу не ходите. Обогните её и идите по северному тракту до городка Вальдро. Слышала о таком?

— Слышала, — неожиданно ответила старуха. — Муж мой ещё молодым добрую лошадь оттуда привёл для хозяйства.

— Ну, слава Благим, — усмехнулся Аластор. — Выбраковку взял, наверное… Ладно, неважно! Как доберётесь до земель Вальдеронов, которые под Вальдро, иди в любую деревню прямо к старосте. И говори, что младший лорд Аластор велел о тебе позаботиться. Пусть найдёт вам жильё и выделит из общинных денег вдовью долю и три сиротских, как положено. У нас голода точно не будет. А я вернусь — и спрошу с него, если крутить начнёт. Поняла, Грета? Земли Вальдеронов под Вальдро. Младший лорд Аластор Вальдерон. Приказал позаботиться как о своих людях.

Старуха долго смотрела на него, пытаясь осознать сказанное, потом беспомощным движением подняла морщинистую руку к губам, словно прикрывая рот, и ахнула из-под ладони:

— Так это что же! Ваша милость… То есть ваша светлость?!

— Моя, — устало подтвердил Аластор. — Моя светлость, он самый. Собирайтесь в дорогу, чем быстрее, тем лучше. Еды здесь набрать сможете?

Про себя он подумал, что надо бы дать старухе денег. Может, купит по дороге место в повозке для себя и ребятишек. Но денег осталось так мало, что каждая монетка на счету.

Грета закивала, и Аластор с удивлением подумал, что запомнил её имя. И, кажется, надолго. Ну, если Всеблагая Мать будет милостива, а Странник подарит немного удачи, эти бедолаги доберутся до его земель, а там уж не пропадут.

— Соберём… — отозвалась старуха, глядя на него с благоговейным ужасом. — А я вот гуся думала… Для вас, ваша… светлость…

— Гусь — это хорошо, — кивнул Аластор и повернулся к итлийцу, молча слушающему их разговор. — Фарелли, отдайте доброй женщине, что у вас там, и пойдёмте со мной.

Он вышел на улицу, оглядел мёртвую деревню, передёрнулся и обернулся к неслышно подошедшему наёмнику. Глубоко вдохнул и выдохнул, а потом глянул в чуть прищуренные внимательные жёлто-зелёные глаза.

— Синьор Фарелли, есть одно дело. Приказывать в нём я не могу, поскольку ни вас, ни поручения королевы оно не касается. И дело, честно говоря, премерзкое…

Он невольно глянул в ту сторону, куда они с итлийцем вчера отволокли трупы старосты и его дочери. Потом посмотрел вдаль по улице. Десятка три домов! И в каждом непогребённые тела. Души, положим, Айлин отпустила, но всё равно это неправильно! Когда ещё сюда доберутся люди, узнав, что случилось с деревней? И всё это время тела будут гнить, источая зловоние и приманивая заразные болезни. А если ещё нежитью встанут?!

Фарелли проследил за его взглядом и с удивительной проницательностью заметил:

— Мы ведь не сможем их всех похоронить, м? Копать могилы — занятие долгое.

— Я думаю об огненном погребении, — признался Аластор. — Собрать все тела в одном доме и… Даже если огонь перекинется на остальные, ничего страшного. Пусть хоть вся деревня выгорит — чище будет на этом месте. Но один