2 страница
урокам, которые ему преподавал Робер, он придавал конкретное воплощение и был готов на все, лишь бы покончить со своим положением изгоя. А теперь, почти достигнув цели, был вынужден шляться по Парижу в компании совершенно незнакомого кузена, по вечерам маячившего у входа в театр в облачении самурая.

– Как-то мне досталась контрамарка в Музей истории армии, – продолжал Ихиро. – Раньше противники сражались с помощью одинакового оружия, но сейчас каждая военная кампания характеризуется каким-нибудь новым, доселе неведомым изобретением. Винтовки системы Шаспо, пулеметы, шрапнель, броненосцы, миноносцы, а завтра – даже аэростаты! Летать – это же мечта любой современной нации!

– Грань между мечтой и кошмаром порой бывает очень хрупкой, – ответил Исаму.

Он потому и оказался сегодня здесь, что верил в свою мечту. Исаму помнил изнуряющую рубку сахарного тростника, сдерживаемый гнев, бегство в Гонолулу, где он застрял в роскошном борделе под названием «Дом певчих птичек», свою покорность – и бунт, тщательно скрываемый за неизменной улыбкой. Мойщик посуды! Тысячи тарелок, бокалов, ножей и вилок ждали его в мыльной воде, пока все эти господа и дамы прохлаждались в любовных гнездышках, выдержанных в розовых или алых тонах и до самого потолка выложенных зеркалами. И единственная возможность убежать от действительности: уроки французского, которые ему преподавал Робер Туретт. Несколько месяцев спустя Исаму сделал для себя важное открытие: человек живет сегодняшним днем, и если ему представляется та или иная возможность, упускать ее нельзя. Вот так, при посредничестве Робера Туретта, капитан одной торговой шхуны и взял его на борт в качестве кока.

Бросив на какую-то женщину любвеобильный взгляд, Исаму с удовлетворением убедился в силе своей притягательности. Боцман клятвенно заверял его, что парижанки по достоинству оценят присущий ему восточный шарм. Но нужно было соблюдать осторожность, сейчас нельзя было ставить под угрозу успех всего предприятия, окунаясь в водоворот любовных приключений. Позже, когда товар обменяют на звонкую монету, он, перед тем как покинуть эту фривольную, недалекую страну, обильно вкусит плотских утех.

– Завтра я покажу вам метрополитен, – заявил Ихиро, – блестящее новшество.

– Я уже пользовался подобным видом транспорта. В Нью-Йорке он наземный. Что же касается подземных железных дорог, то в Лондоне они функционируют вот уже сорок лет, в Чикаго восемь, в Будапеште и Глазго четыре, в Бостоне три, в Вене – два, – равнодушно возразил Исаму.

Он был недоволен и взвинчен, для его оголенных нервов разглагольствования кузена были просто невыносимы.

– Вы прекрасно осведомлены, Исаму-сан, – прошептал тот. – Если бы вы поделились со мной своими знаниями, они прекрасно дополнили бы собранные мной материалы. Видите ли, вместе с одним нашим соотечественником, который держит книжную лавку, я собираюсь написать книгу по статистике.

Исаму в знак одобрения кивнул, повернулся к кузену спиной и углубился в лабиринт турецких минаретов, венгерских донжонов и итальянских куполов, рядом с которыми высился и Толедский алькасар…

– Исаму-сан, прошу вас, давайте держаться вместе, иначе мы заблудимся!

Ихиро вклинился в плотный человеческий поток, столпившийся у входов. Толпа, безостановочно двигаясь дальше, запротестовала:

– В очередь! В очередь!

– Назад! Вот прут, нахалы! Вы что, по-французски не понимаете?

Исаму, глубоко уязвленный, попятился было назад, но Ихиро потянул его за рукав. В этот самый момент он почувствовал, что кто-то сунул ему в ладонь какую-то бумажку, удивленно обернулся, но, увлекаемый толпой, был вынужден следовать за ней, расчищая вокруг себя свободное пространство.

– Ну, вот мы на месте! – воскликнул Ихиро. – Не зря этот самодвижущийся тротуар назвали «улицей Будущего»! Взгляните наверх, кузен, он имеет две скорости! Неподвижный настил обеспечивает доступ к подвижным платформам. Пойдемте, я вас приглашаю.

Исаму разжал кулак, развернул бумажку и прочел:

Safe and sound at home again

Let the water roar, Jack…

Don’t forget your old shipmate…

AND REMEMBER MARY CELESTE[5]

В горле встал ком.

– Эй вы, косоглазые! Становитесь в очередь, вы что, лучше других? – возмутилась мамаша, все богатство которой составляли трое взбудораженных донельзя мальчишек.

Ихиро поклонился.

– Тысяча извинений, мадам, у меня и в мыслях не было…

– Смотри-ка, вы говорите на нашем языке! Не напирайте, малышей задавите.

– Не беспокойтесь, мадам, скорость способствует росту. Взгляните вон на тех юных девушек, прогуливающихся под сенью деревьев. Они такого же роста, как вы, метр шестьдесят, может, на пару сантиметров выше или ниже. Поскольку жара стоит просто невыносимая, они прохаживаются со скоростью двух километров в час. Но если бы эти мадемуазели воспользовались самой быстрой полосой самодвижущегося тротуара, то двигались бы уже со скоростью восемь километров в час. Реши вы их догнать, у вас ничего не получилось бы. Для этого вашим ногам нужно было бы стать в четыре раза длиннее, а вам вытянуться вверх до шести метров восьмидесяти сантиметров.

Мамаша была так ошарашена, что даже забыла достать деньги. Ее собеседник тем временем решил довести свою демонстрацию до логического завершения:

– Рассуждая подобным образом, можно придти к выводу, что тягаться в скорости перемещения с пассажиром поезда под силу лишь великану ростом в сто один метр. Улавливаете?

– Ну дела! Только этого мне еще не хватало! Бред какой-то! Правильно говорят – этим китайцам все нипочем. Пойдемте, ребятки, от этого малахольного надо держаться подальше.

Исаму пребывал в состоянии какой-то мучительной летаргии, тревога в его душе оспаривала пальму первенства у раздражения. Вместе с кузеном он подошел к неподвижной платформе, перепрыгнул медленный тротуар и сразу оказался на быстром.

– Исаму-сан, вы так все кости переломаете! – крикнул ему Ихиро. – Встретимся у панорамы «Вокруг света», вход 18.

Его голос потонул в общем шуме.

Исаму казалось, что его всасывает какой-то колодец. Перед глазами промелькнуло мимолетное видение человека в сюртуке с медными пуговицами – тот стоял перед ангарами на причале порта Сен-Луи. Мимо проплывали творения архитекторов Италии, Соединенных Штатов, Мексики, французская экспозиция, Русский павильон, выстроенный из дерева и украшенный ажурными фризами, – но Исаму ничего этого не видел. Чтобы понять, что над ним нависла угроза, ему не нужно было еще раз читать зажатую в руке записку. В памяти всплыли слова Робера Туретта: «Действия можно предпринимать лишь тогда, когда есть уверенность в их результате».

За Марсовым полем в небо вонзался ажурный желто-оранжевый шпиль. Исаму увидел перрон, спрыгнул на платформу, скатился по лестнице и неподвижно, затаив дыхание, застыл перед пагодой с красно-синей крышей.

– Исаму-сан! Вы заставили меня побегать. Я уж думал, что потерял вас! Знаете, сколько краски понадобилось, чтобы вернуть Эйфелевой башне молодость? Шестьдесят тысяч литров! Такое ощущение, что она сделана из золота, правда?

Исаму провел рукой по лбу и сделал глубокий вдох. Задумался. И вдруг бросился бежать.

– Исаму-сан, подождите! Я…

– Мсье Ватаб! – прогремел чей-то баритон.

Ихиро Ватанабе резко обернулся. Так коверкать его фамилию мог только один человек, мать Жозефа Пиньо, партнера господ Мори и Легри. Японец хотел было раствориться в толпе, но было слишком поздно – дама, одетая