— Я поддержу Галактионова в его просьбе, — когда она говорила, то ни одна мышца на ее лице даже не дрогнула, настолько Императрица была сосредоточенной. — Все, кто работал там… Их отправят на казнь или в темницу к Галактионову.
Помимо этих людей, Болконский не сомневался, что в самом дворце тоже будут кадровые перемены, и они, в этот раз, не будут мягкими.
— Знаешь, что… Я, пожалуй, еще одну вещь придумала. Я лично отправлюсь туда… Сейчас же! Подготовьте мой борт!
— Но… — попытался ей возразить Болконский, однако был перебит.
— Меня он должен впустить, хотя бы для того, чтобы посмотреть в глаза и задать вопрос, который давно у него созрел.
Болконскому не было, что ответить. Он понимал, что это правильное решение хорошего правителя. Однако, спокойнее за жизнь и здоровье Императрицы ему от этого не становилось.
— Пожалуй, тогда я тоже отправлюсь с тобой, — усмехнулся мужчина. — Есть у меня там один родственничек. Вдруг, и правда, поможет.
* * *
Видеть бледного, как мел, Романа Сергеевича Арнаутского было очень непривычно. А этот человек, как мне иногда казалось, вообще не испытывал эмоциями. Бывало, они с Кренделем такую вундервафлю создавали и испытывали, что даже у меня волосы дыбом становились. Ведь я уже прикидывал что будет, если вдруг окажусь в эпицентре взрыва. А эти двое лишь неодобрительно качали своими головами, с умным видом делая пометки в журналах.
Мне кажется, их вообще мало какой результат может устроить. Только если создадут что-то такое грандиозное, что может уничтожить всю планету. Но тут и не нужно ничего создавать, если так задуматься, то Охотник в команде уже есть. Осталось ему только стать ещё сильнее. Однако, не один Арнаутский был в шоке.
Когда прибыла сюда Лиза, то я удивился, если можно так сказать. Да еще и Болконского с собой притащила. Первой мыслью было не пускать их сюда, а второй… Я передумал, и впустил, и сразу же задал свой вопрос. Лиза ничего не знала о происходящем в этом месте. Я считывал её душу в момент ответа. Впрочем, и Болконского тоже считал, он тоже не был в курсе.
Не знаю, как это описать словами. Но у меня сразу на душе стало спокойнее, словно большой камень свалился с души. Если бы они были ко всему этому причастны, то полагаю, что их ждали бы неприятные последствия. А так я узнал, что в этом мире остались ещё нормальные люди.
— Я была неправа! — вдруг выдала Лиза. — Сильно неправа.
— Да? — сделал я круглые глаза. — И в чем же?
— Не нужно здесь ничего сохранять. Просто взорвать всё, а потом залить это место бетоном. Так уже когда-то делали.
Непривычно, но после этих слов у нее по щеке скатилась слеза.
— Кажется, я совсем не справляюсь с управлением государства. Эх, если бы здесь был мой отец!
За одной слезой на лице появились и остальные, и вот ничего мне не оставалось в этой ситуации кроме, как подойти и обнять ее. А Болконский в этот момент сделал вид, что смотрит на потолок, и что-то там с интересом разглядывает.
— Много таких объектов есть еще в Империи? — решил задать ей вопрос, который крутился у меня в голове.
— Таких не знаю… — скривилась Лиза.
— А не таких? — позволил себе легкую ухмылку.
— По документам, нормальных много, — уже тише ответила она. — Но теперь станет меньше, намного меньше, это я точно обещаю!
Меня это обрадовало. Она только что прямым текстом намекнула, что ученых всех мастей ждут жесткие проверки. И, кажется, такого они еще не видели в своей жизни. Проверять, наверное, будут всех и во всем.
— У меня еще один вопрос, — обратился я к ним. — Мы здесь нашли и проверили много разных документов. Там имена тех, кто пострадал после жутких экспериментов. Империя предоставит помощь их семьям?
— Предоставит! — не раздумывая, ответила Лиза. — Как бы это не звучало трагично, — дернула она своим носиком, — но они своими жизнями обеспечили своим семьям безбедную жизнь на несколько поколений вперед.
Я уверен, что так оно и будет.
— Хорошо! Я просто хочу, чтобы вы поняли, как проводили здесь эти эксперименты. Смешивая две расы, они корёжили саму душу и суть человека. Было много боли и страданий, — пока я говорил, они внимательно меня слушали. — По документам нам уже известно, что не все проходило быстро. Были те, кто мучился здесь годами.
— Виновные понесут наказание! — Императрица сжала кулаки, и воздух в комнате стал тут же нагреваться.
— Конечно понесут… Но я продолжу, — хотел закончить свою речь. — Одного человека травили ядом в течении шести лет. Яд был взят у серой разломной Барракуды. Когда эксперимент прошел успешно, и они узнали, что могут искусственно поддерживать жизнь так долго, то стали его пичкать конскими дозами. Вторая часть называлась — «Какая доза будет самой смертельной».
Все молчали. Волк, который стоял возле дверей, тоже молчал, но совсем по другой причине. Ему почему-то неудобно было смотреть на Болконского. Интересно, почему?
— Александр, я нашел кое-что любопытное, — ворвался в помещение Арнаутский с колбой, в которой была розовая жидкость. — Это синтезированный яд, созданный из тысячи других разных ядов.
Волк надел противогаз, а Болконский достал артефактный платок и прикрыл им рот. Хотя Лиза сидела, ничего не делая, но я ощутил, как температура возле ее лица поднялась, защитный доспег окутал ее тело. Кстати, колба была открытой.
— Хороший яд? — хмыкнул я.
— Очень! — он кивнул мне.
Понимая, что это может восприниматься все неправильно, и показать, что результат у этих людей был, я решил еще один свой вопрос задать, так как в ответе почти был уверен.
— Сколько было проведено испытаний?
— Девяносто три… Не проверяли только на детях.
Если у Лизы и Болконского вдруг закрались мысли о полезности этого места, то я сразу похороню их на корню.
И ведь что получается? Дай ученым волю, они, и правда, могут создать что-то уникальное. Только, насколько известно мне, в Империи таких лабораторий может быть больше пяти сотен. И если каждая лаборатория начнет работать подобным образом, то наступят смутные времена.
Арнаутский много чего ещё рассказывал, но интересующих меня вопросов там не было. А вот мои «гости» слушали внимательно.
— Кстати! — вдруг сказал он. — Ты уже узнал, что это за пусковая шахта? Мы не можем найти о ней никакого упоминания. И нас слегка напрягает, что она открытая. По кому они стреляли?
Арнаутский шутил, как и все гвардейцы, а