Ясно, что двое мужчин — своего рода воспитатели. Тот, что с покровительственным видом стоит возле мальчика, — пустое место, слабак. С другим, что при Арсиное, придется считаться. Высокий, хорошо сложенный, светлокожий. Взгляд умный, расчетливый, рот волевой.
— И куда же нам идти отсюда? — спокойно спросил Цезарь.
— Никуда, пока ты не падешь передо мной ниц! В отсутствие царя я правлю в Александрии, и я приказываю тебе сойти оттуда и пасть ниц! — отрезала Арсиноя. Она зло посмотрела на ликторов. — Вы все — тоже на пол!
— Ни Цезарь, ни его ликторы не подчиняются командам глупых царевен, — тихо сказал Цезарь. — В отсутствие царя я правлю в Александрии на основании пунктов завещания Птолемея Александра и вашего отца Авлета. — Он подался вперед. — А теперь, царевна, перейдем к делу. И не дуйся, как избалованный ребенок, иначе я прикажу одному из моих ликторов вытащить прут из его фасций и отстегать тебя. — Взгляд его остановился на стоящем рядом с ней человеке. — Ты кто?
— Ганимед, евнух. Воспитатель и телохранитель царевны.
— Ганимед, ты вроде похож на здравомыслящего человека, так что я буду разговаривать только с тобой.
— Нет, со мной! — крикнула Арсиноя, лицо ее пошло пятнами. — Немедленно сойди с трона!
— Придержи язык! — резко оборвал ее Цезарь. — Ганимед, мне нужна резиденция для меня и моих старших офицеров, а также в достаточном количестве свежий хлеб, овощи, масло, вино, яйца и вода для войска, которое останется на кораблях, пока я не разберусь, что здесь происходит. Плохи дела, когда диктатора Рима встречают с тупой и бесцельной враждебностью. Ты понимаешь меня?
— Да, великий Цезарь.
— Хорошо! — Цезарь поднялся и сошел вниз по ступеням. — Вот тебе первое поручение: уведи подальше этих двух несносных детей.
— Я не могу этого сделать, Цезарь, если тебе нужно мое присутствие.
— Почему?
— Долихос — мужчина. Он может увести царевича Птолемея Филадельфа, но не царевну. Ей нельзя находиться в мужском обществе без присмотра.
— Есть ли здесь еще кастраты? — спросил Цезарь с кривой улыбкой: Александрия, кажется, презабавнейший город.
— Конечно.
— Тогда ступай с детьми, приставь к царевне Арсиное кого-нибудь вроде себя и поскорей возвращайся.
Царевна Арсиноя, выбитая из колеи властным окриком, хотела что-то сказать, но Ганимед твердо взял ее за плечо и вывел из зала. Мальчик Филадельф и его воспитатель тоже поспешили уйти.
— Ну и ситуация! — сказал Цезарь Фабию.
— Еще немного — и я бы взялся за прут. У меня просто руки чесались.
— У меня тоже, — вздохнул великий человек. — Все эти Птолемеи довольно своеобразны. По крайней мере, хоть Ганимед кажется вполне разумным человеком, но он, к сожалению, не царских кровей.
— Я думал, евнухи толстые и похожи на женщин.
— Те, кого кастрируют в детском возрасте, — да. А после наступления половой зрелости кастрация мало влияет на правильное развитие организма.
Вернулся Ганимед. На лице осторожная, но не заискивающая улыбка.
— Я к твоим услугам, великий Цезарь.
— Достаточно просто Цезарь. А теперь ответь, почему двор в Пелузии?
Евнух удивился.
— Идет война, — сказал он.
— Какая война?
— Война между нашим царем и нашей царицей. В начале года цены на продовольствие взлетели, и Александрия восстала. Обвинили царицу, ведь царю лишь тринадцать. — Лицо Ганимеда омрачилось. — Мира здесь давно уже нет. На царя большое влияние имеют воспитатель Теодат и главный дворцовый управляющий Потин. Это очень честолюбивые люди. Царица Клеопатра — их враг.
— Я так понимаю, что она убежала?
— Да, на юг, в Мемфис, к египетским жрецам. Ведь она является также и фараоном.
— Как и любой из Птолемеев, восходящих на трон?
— Нет, Цезарь, далеко не любой. Отец нашей царицы Авлет, например, не носил этого титула. Он свысока смотрел на жрецов, и те платили ему тем же. А ведь они имеют огромное влияние на коренных египтян. Авлет не учитывал этого. Царица же Клеопатра всегда была с ними дружна и даже жила в Мемфисе одно время. Вот жрецы и провозгласили ее фараоном. Царь и царица — это александрийские титулы. В Египте Нила — в настоящем Египте — эти титулы веса не имеют.
— Значит, царица-фараон убежала в Мемфис к жрецам. А почему не в другую страну, как ее отец, когда его скинули с трона? — удивленно спросил Цезарь.
— В чужие страны Птолемеи обычно бегут без гроша. Александрия больших сокровищ не копит. Поэтому если Птолемей не фараон, то денег ему взять негде. А Клеопатра, как фараон, велела жрецам Мемфиса дать ей денег. И получила достаточно, чтобы нанять в Сирии армию. Теперь она с войском стоит под Пелузием, на северном склоне горы Касий.
Цезарь нахмурился:
— Горы? Не думал, что тут есть горы. Во всяком случае, до Синая.
— Это просто высокая дюна.
— Ага. Продолжай.
— Командующий Ахилла привел царскую армию к южному склону горы и там стал лагерем. А недавно Потин с Теодатом перегнали в Пелузий военные корабли. И повезли туда же нашего маленького царя. Похоже, будет сражение.
— Значит, Египет или, скорее, Александрия втянуты в гражданскую войну, — сказал Цезарь, расхаживая по залу. — Видел ли кто-нибудь здесь Гнея Помпея Магна?
— Об этом я ничего не знаю, Цезарь. Определенно он не в Александрии. Это правда, что ты победил его в Фессалии?
— О да. Разбил наголову. Некоторое время назад он покинул Кипр, и я полагал, что он направился в Египет.
«Нет, — подумал Цезарь, искоса наблюдая за Ганимедом, — этот человек действительно не знает, где сейчас находится мой старый друг и противник. Тогда где же Помпей? Может быть, его тоже послали к тому ручью в семи милях от гавани Евноста и он поплыл дальше, в Киренаику?»
Он вдруг остановился.
— Очень хорошо. Кажется, мне придется применить родительскую власть в отношении этих глупых детей и примирить их. Поэтому ты пошлешь двух гонцов в Пелузий. Одного к царю Птолемею, другого к царице. Я требую, чтобы они оба явились сюда, в их дворец. Это ясно?
Ганимед смутился.
— С царем я не предвижу никаких трудностей, Цезарь, но царица сюда не поедет. Как только она появится, толпа набросится на нее. — Он презрительно вздернул верхнюю губу. — Любимое занятие александрийцев — рвать на куски неугодных правителей. На рыночной площади, где много места. — Он кашлянул. — Должен добавить, Цезарь, что и тебе ради собственной безопасности никуда не надо бы выходить. Город сейчас во власти смутьянов.
— Хорошо, Ганимед. Делай, что можешь. А теперь покажи мне мои комнаты. И проследи, чтобы римских солдат хорошо накормили. Естественно, я заплачу за каждую каплю, за каждую крошку. Даже по вашим теперешним ценам.
— Итак, — сказал Цезарь Руфрию за поздним обедом в своих новых покоях, — мне пока ничего не удалось узнать о судьбе бедного Магна, но я боюсь за него. Ганимед о нем не слышал, однако я не доверяю этому человеку. Если другой евнух, Потин,