Затем дорога, все такая же гладкая, как мрамор, стала виться вдоль берега реки с глубокой темной водой. Одолев полмили, они пересекли мост с железными, изъеденными ржавчиной опорами.
Под мостом висела паутина метров тридцати в поперечнике, а в темном углу каменной кладки, изукрашенном разводами ржавчины, Найл уловил блеск черных глаз, пристально следящих за путниками.
И вот они уже в паучьем городе. По обе стороны тянулись в ряд неимоверно высокие башни. Приходилось запрокидывать голову, чтобы различить вверху полоску синего вечернего неба.
Многие здания наполовину уже разрушились. Сквозь зияющие проемы окон виднелись голые комнаты с давшими крен стенами. Во многих местах вровень с улицей – в основном, там, где вдоль дороги стояли проржавевшие ограждения, – начинались ступени, ведущие вниз, в невидимые снаружи помещения. Там, судя по всему, и обитали люди. Уже от одного многолюдства захватывало дух. Найлу казалось, что люди спешили одновременно во всех направлениях, как муравьи под каменистым покровом пустыни. В основном это были мужчины, все как один рослые, сильные, мускулистые. Иногда, впрочем, встречались и женщины различного возраста. Большинство из них носило одеяния, скрывающие грудь, но оставляющие открытыми руки, но некоторые были в платьях с длинными рукавами. Одна рослая, с обнаженным бюстом женщина, перешедшая улицу перед самой повозкой, так походила на Одину, что Найл изумленно посмотрел на повозку трех служительниц – та катила в доброй четверти мили впереди.
Вечер постепенно сгущался, здания застилали свет. По мере того как на улицах темнело, людей становилось все меньше.
Когда повозка наконец остановилась, улицы почти совсем обезлюдели.
Возницы, положив оглобли на землю, помогли пассажирам сойти. Из темноты возникла Одина, которая положила ладонь Найлу на плечо:
– Они покажут вам, где спать. Будете жить у колесничих.
– Спасибо, – откликнулся Найл. Что еще он мог сказать?
– Благодари не меня. Скажи спасибо Кролу.
– Что еще за Крол?
– Хозяин, которого ты спас.
– А, тот паук…
– Тс-с! – Одина прикрыла Найлу рот ладонью и огляделась. – Никогда не произноси этого слова. Они здесь хозяева. Если кто-нибудь из них приближается, спеши поклониться, выкажи почтение. Иначе быстро окажешься в счастливом крае…
– Где?
– Слишком много вопросов. Любопытство мышь сгубило. – Она повернулась к одному из возниц. – Тебя как кличут?
– Дарол.
– Ты теперь отвечаешь за них, Дарол. Их жизнь – твоя жизнь, понял? – Мужчина почтительно склонил голову. – Распоряжения получишь утром. – Ухватив Найла за ухо, женщина дружески его потрепала (у юноши аж слезы навернулись на глаза). – Спокойной ночи, дикаренок.
– Благодарю.
Одина скрылась в темноте.
Дарол был тем самым, кому Найл предложил помочь.
Колесничий заметил, что служительница относится к пареньку вроде как с расположением, потому и сам стал держаться более приязненно.
– Ступайте за мной, все трое. Осторожнее на ступеньках, чтоб не разбить физиономию, – сломаны, как и все тут.
Найла взял за руку Массиг:
– Я пособлю.
По ступенькам спустились в какой-то темный полуподвал. Кто-то широко раскрыл дверь, немилосердно при этом скрипнувшую. В нос ударил запах паленого масла. В большом, тускло освещенном помещении, похоже, находились одни мужчины. Кто-то лежал, кто-то сидел на низких скамьях.
Увидев Сайрис, многие вскочили, а один попытался опуститься на колено.
– Кончайте мельтешить, – остановил их Дарол. – Это же просто дикари из пустыни. – В его голосе не было презрения, он просто объяснял, что к чему.
– Тогда зачем они пришли? – озадаченно опросил кто-то.
– А я почем знаю? Приказ сверху.
Стоявшие навытяжку разошлись с явным облегчением и больше не обращали на вошедших внимания. Кто-то хлебал из чашки, кто-то штопал одежду или чинил сандалии. В комнате было жарко и пахло потом.
Локтя Дарола коснулся Массиг:
– Если не возражаешь, я присмотрю за ними и найду им место. – Дарол взглянул на Массига с таким же непробиваемым изумлением, как тогда, когда Найл вызвался сойти с повозки. – Это мой друг. Нам бы хотелось поговорить.
– О чем? – еще больше удивился Дарол.
– Найдется о чем. Как мы сюда добрались, например.
Дарол пожал плечами:
– Странные какие-то! Да делайте что хотите.
Найл сразу понял, что Дарол, как, видимо, и все остальные здесь, не нажил большого ума, впрочем, и враждебности в нем тоже не было.
Следующие полчаса Найл искал, где можно прилечь. Неся перед собой масляный светильник, Массиг провел его по темному коридору в какой-то глухой закоулок подвала. Там, оказалось, навалены сомнительного вида лежаки.
К счастью, ножки у них, вставленные в деревянные пазы, можно было менять, так что в конце концов удалось собрать три сравнительно целых. Их перенесли в жилую часть. В другом закутке обнаружились груды древних пыльных тюфяков, набитых тряпьем. По соседству нашлась куча одеял, из которых многие отсырели и, стоило их поднять, расползались от ветхости. Найл за день так вымотался, что ему было все равно, чем укрываться.
Сайрис зевала не переставая, и отправившись за подушками, ее уложили на лежак Массига (подушки на поверку оказались обыкновенными поленьями, обтянутыми тонким слоем кожи).
Когда юноши возвратились, она уже спала.
Затем Массиг отвел их на кухню. Там стоял плотный жар от большой железной печи, куда постоянно подкладывали дрова. Овощей, судя по всему, здесь было в изобилии. Стояла и большая металлическая чаша с мясом.
Найл не терял времени: он ухватил жесткую краюху черного хлеба и налил себе чашку почему-то зеленого супа, зачерпнув его прямо из стоящего на печи котла.
Ели в общей комнате. Вкус у пищи оказался куда приятнее, чем вид; да это, по сути, был целый букет вкусовых ощущений! Найл не удержался, сходил еще и за добавкой.
Лежаки стояли в углу комнаты, и юноши ели, сидя на них и прислонясь спинами к стене. Верзила, отдыхавший на соседнем лежаке, дружелюбно поглядел на Найла:
– Тощий ты какой. – И затем посулил: – Мы тебя скоро откормим.
Эту фразу Найлу приходилось выслушивать без малого весь день. Кстати, она была не просто шуткой, чтобы завязать разговор. Люди говорили совершенно искренне: еда у колесничих явно была предметом культа.
Пока ели, Найл втихомолку прислушивался к журчащему вокруг неторопливому говору. Ему хотелось как следует вникнуть в мысли людей, обитающих в паучьем городе. Но вскоре это наскучило. Простенькие мысли у всех были заняты в основном одним и тем же – какими-то играми. Многие здесь увлекались выкладыванием резных деревянных палочек, другие без конца мусолили одну и ту же тему: предстоящее состязание между колесничими и сборщиками урожая – дня через два, – к которому приурочен еще и праздник с танцами.
Порой у Найла возникало чувство, что он подключился к коллективному разуму муравьев.
Вместе с тем несмотря на явный недостаток смекалки эти люди были, очевидно, добродушны и приветливы, и, быстро привыкнув к присутствию Найла и его близких, перестали относиться к ним как к чужакам, те будто бы влились в одно большое семейство.
За едой Массиг поведал, как пал город Каззака. История