Но занимало сейчас не это. Интриговало то, что заполонившее их желание было взаимным и каким-то безличным. На неискушенность в любви Карлсену сетовать не приходилось, но подобное он испытывал впервые. Припоминая неизъяснимую, наводнившую тело светозарность за миг до того как они слились в поцелуе, он призрачно ощутил это свечение снова, как какое-нибудь дополнительное чувство. Именно это чувство повлекло его к ее женственности, к ее губам, словно для того, чтобы что-то из нее извлечь. Секс казался почти неуместным, чем-то банальным и приевшимся. Очаровывало же (и настораживало) то самое желание: брать.
Линда, пошевелившись, оглядела комнату. Увидев Карлсена, улыбнулась – в улыбке угадывалась нерешительность.
– Как себя чувствуешь?
– Спасибо, нормально. – Она взглянула на часы. – О, Господи, уже столько?
– Есть хочешь?
Спросил, потому что сам сейчас проглотил бы слона.
– Хочу. – Садясь, Линда болезненно поморщилась.
«Ну вот, дотискал-таки до синяков», – виновато подумал Карлсен.
Она поднесла руку ко рту и опять чуть покривилась. Карлсен подошел, сел возле. Вблизи под глазами у нее виднелись синеватые круги – до этого их явно не было.
– Как насчет пообедать?
– Я… да. – Она взглянула как-то странно, искоса.
– Что такое?
– Не надо меня… на обед. Я обычно в кафетерий хожу, на десятый этаж.
Намек был ясен: из-за того, что у них сейчас вышло, ей неловко было навязываться. Карлсену захотелось вдруг прикрыть, заступиться.
– Нет, правда, я бы очень хотел.
– Ну ладно, – в голосе по-прежнему слышалось сомнение.
– Пойдем?
– Сейчас, только нос напудрю.
Линда, пройдя через свой кабинет, вышла в коридор. Карлсен проводил ее взглядом. Ее реакция подтверждала то, что чувствовал он. От нее также не укрылось, что произошло нечто странное, причем она как будто чувствовала в этом свою вину и каялась.
Когда возвратилась, нижняя губа была густо зашпаклевана помадой, хотя припухлость скрыть все равно не удалось. С платьем Линда носила еще ситцевый жакет. Карлсен осторожно, кончиком пальца потянулся к ее губе. Линда поморщилась, но не шелохнулась.
– Извини, что поранил.
– Ничего, пройдет. – Линда попыталась улыбнуться, хотя ясно было – побаливает.
– Что Франклину скажешь?
– Он уехал по делам, до выходных не вернется.
Пока стояли, дожидаясь лифта, Карлсен спросил:
– Ты как, нормально?
– Да, а ты?
Карлсен, обняв Линду, на секунду прижал ее к себе. Такая маленькая, беззащитная.
– Сказать по правде, чувствую, что просто тебя изнасиловал: заволок в какие-нибудь кусты – и платье в клочья. А теперь подмащиваю, чтобы ты полицию не вызывала.
– Полицию? – подняла на него глаза Линда. – Что ты! Она меня же, может, и арестует.
Спросить, почему, Карлсен не успел: подошел лифт. Возможность продолжить разговор появилась только в ресторане. Заведение «Ле Бифтек» считалось дорогим и претенциозным, но, по крайней мере, здесь было не людно. Официант усадил их за угловой столик, выходящий на верхний сад. С этой высоты панорама просматривалась до самого Куинз.
От коктейля Линда думала отказаться, но когда Карлсен воскликнул: «Да ну, я и то буду!» – все-таки решила. Он заказал два сухих мартини.
– Ты знаешь, что произошло? – спросил он, когда официант удалился.
– Да, наверно.
– Ты уверена?
– Н-ну… видимо, да.
– У тебя такое поведение в порядке вещей? – улыбкой Карлсен как бы смягчил вопрос.
Лицо у Линды зарделось.
– Да ты что, в первый раз.
– И почему же тогда так вышло?
– Сама, видимо, допустила.
Карлсен трогательно заметил, что его, совершенно равную, долю вины она во внимание не берет.
– Думаю, дело не только в этом. Помнишь, я сказал, что, мол, две машины закольцевались?
– Помню.
– А потом не договорил: если только…
– Да.
Он почувствовал, что внимание у нее обострилось.
– Я как раз собирался сказать: «Если только и умы у нас не состроились в резонанс».
Ответить она не успела: принесли мартини. Прехолодный, и джина, пожалуй, многовато. Пока делал заказ, заметил, что на лицо Линды нашла задумчивость. Когда их снова оставили, она спросила:
– Ты думаешь, действительно машины виноваты?
– Возможно.
– Тогда как?
– Твоя машина начала удалять буквы точно как моя: с начала предложения. А вот мозговые волны у меня проникнуть к тебе в кабинет скорее всего не могли: мощности-то у них всего несколько тысячных вольта. Поэтому произошла, видимо, своего рода телепатия. Мой ум закольцевался с твоим, а твой уже удалял буквы.
Линда, чуть насупясь, потягивала мартини.
– Тогда получается, я могу читать твои мысли, а ты – мои. – Не обязательно. Телепатия, возможно, действует на подсознательном уровне. Иными словами, проще выразить, что человек чувствует, а не то, о чем думает. Именно это, похоже, и произошло, когда ты вошла и встала сзади.
Лицо у Линды снова зарумянилось.
– Ты хочешь сказать, что прочел мои мысли?
– Нет, скорее ты мои. Вот смотри: в тот первый раз, когда ты зашла и остановилась сзади, у меня мысль мелькнула, шальная такая, обернуться и тебя поцеловать, но сил бы не хватило одолеть всякие там цивильные условности и общественные табу. Во второй раз этого ничего не было. Я будто засосал с дюжину вот этого вот, – он звякнул ногтем по стеклу бокала.
– И я тоже, – она тускло улыбнулась уголками губ.
Поднесли еду; оба задвигали приборами. На закуску Карлсен заказал порционных устриц и ел с небывалым аппетитом: понятно, бодрость и энергия требуют своего. Линда же почему-то едва шевелила вилкой.
– Тебе устрицы разве не нравятся?
– Нравятся обычно… Слушай, что-то я вдруг устала; вот так бы расстелилась здесь сейчас прямо на полу, и выключилась. Ты у ж доешь мое.
– А знаешь, заканчивай-ка на сегодня дела. Пообедаешь как следует, и домой.
– У тебя же работа для меня есть?
– Потерпит. Я вообще думал выходной себе сегодня устроить. Собирался в Космический Музей.
– Почему именно в Космический?
Карлсен, успев уже покончить и с ее устрицами, подвинул осиротевшую тарелку обратно к Линде – для симметрии стола.
– Ты никогда не слышала об Олофе Карлсене?
Она задумчиво повела головой.
– Да что-то нет.
– Капитан Карлсен – ну же?
– А-а, из открывателей. Родственник какой-нибудь?
– Дед мой.
– Не он первым на Марс высадился?
– Нет, это ты про капитана Мэплсона.
– Ax да, точно. Честно сказать, не помню, чем тот самый Карлсен прославился.
– Теперь действительно мало кто помнит. А ведь на весь мир гремел в свое время, каких-то полвека назад. Международный Суд даже постановление вынес, о защите его покоя от средств массовой информации. – Ну и чем он таким прославился?
– Попытай, отвечу, – Карлсен хохотнул.
– В скандале каком-нибудь засветился?
– Было и такое, хотя не при жизни уже: после смерти.
– Или нет… – гадала она. – Что-то там с розыгрышем?
– Точно. Розыгрыш со «Странником»!
– Вот это помню! У отца книга была.
– Читала?
– Боюсь, что нет, – виновато улыбнулась она.
– Не ты одна, кстати. Мать ее в доме терпеть не могла: ее просто трясло от нее.
– Почему же?
Отрадно было замечать, что разговор вроде как повлиял на аппетит Линды: второе она ела не без удовольствия, и даже бокал вина приняла («Култала Шардоннэ» из Северной Лапландии). Вино, что любопытно, с удивительной быстротой восстановило ее бодрость.
– Дед в ней выставлялся эдаким мошенником.
– А в чем вообще дело было?
– Он наносил на карту