– Не совсем так, профессор, – вмешался опять эсэсовец. – Этот молодой человек нам не нужен. Вы должны сами сопровождать груз. Ваши советы пригодятся на месте
– Я не вижу необходимости ехать с вами, – Хемпель вскочил, вены на его висках вздулись. – Я все осмотрел раньше. Со мной согласованы все пункты.
– Вы напрасно пускаете в штаны, дорогой профессор, – пошутил эсэсовец, – уверяю, вам нечего бояться.
– Я ничего не боюсь, штурмбанфюрер, вы… позволяете себе разговаривать так, словно я русский. Если хотите знать, я больше вас имею право на доверие. Зарубите себе на носу… я…
Учёный покраснел от волнения, голос стал резким, крикливым. «То, что пришлось стерпеть от гаулейтера, я не намерен спускать этой мелюзге», – мысленно храбрился он.
– Ладно, профессор, – отмахнулся эсэсовец. – Я знаю ваши заслуги, и сейчас не время спорить.
– Меня беспокоит янтарь, – продолжал кипятиться Хемпель. – Да, янтарь, моя коллекция. Она насчитывает более семидесяти тысяч образцов. Уникальные собрания янтарной фауны: муравьи, мухи, комары, сотни образцов, их историческая и художественная ценность чрезвычайна. Среди уникумов – единственный в мире кусок янтаря с живой ящерицей…
– Живая ящерица? Это вы уж того, профессор, загибаете, – эсэсовец весело захохотал.
– Она как живая в своей прозрачной гробнице, моя маленькая мученица… Вам не понять этого, – профессор хрустнул суставами худых пальцев. – Пятьдесят миллионов лет прошло с тех пор. Янтарный кабинет! Вы представляете, штурмбанфюрер, что это такое? – волнуясь, он снял очки и замшевой тряпочкой стал протирать стекла.
– Действительно, что это за штука, янтарный кабинет, профессор? – спросил эсэсовец. – Когда приходится обрабатывать какое-нибудь дело, – добавил он, словно оправдываясь, – не грех узнать о нем подробнее.
– Неужели вы ничего не знаете о нем? – удивился учёный.
– К сожалению, профессор.
– Да ведь это чудесное произведение искусства! Представьте себе большую комнату, стены которой сплошь облицованы мозаикой из янтаря. – Профессор помолчал. Он успокоился и опять стал старательно расставлять знаки препинания. – Когда вы находитесь в ней, вам кажется, что светит яркое солнце, хотя на самом деле над городом туман.
– Понимаю, профессор, валяйте дальше.
– В янтарных стенах четыре рельефные картины, – все больше увлекаясь, продолжал Хемпель. – Это невозможно передать словами, это надо видеть. Картины в резных рамках: сказочный узор. Немецкие мастера создали неповторимое чудо!
– Я ничего не понимаю, профессор. Мне сказали, что этот кабинет трофейный и принадлежал русским. Выходит, русские хапнули его у нас?
– Янтарный кабинет подарил Фридрих-Вильгельм Первый русскому царю Петру, – с некоторой торжественностью пояснил учёный. – Русский царь гостил у нашего короля в Потсдаме и обратил внимание…
– Обратил внимание, и ему подарили такую драгоценность, черт возьми, – опять перебил гестаповец. – Не понимаю, для чего нужно было Вильгельму дарить кабинет какому-то царьку?
– Царь Пётр был не какой-то царёк, а великий русский император. О-о, это был действительно великий человек. Вы плохо знаете историю, у вас неверные представления. – Профессор поджал губы и мысленно поставил точку. – Россия и в те временя считалась сильной державой. Король Фридрих был очень бережлив и не разбрасывался подарками. Но Пруссия нуждалась в поддержке московского царя…
– У меня представление самое правильное, профессор, – перебил эсэсовец. – Фюрер нас учил: великими могут быть только немцы… Хай… тлер! – Эйхнер снисходительно усмехнулся. – И вообще, скажу откровенно, я не разделяю ваших восторгов. Подумаешь, кусочки древней смолы. Я не видел янтарного кабинета, но зато мне часто встречались янтарные мундштуки и запонки.
Заметив признаки знакомого вдохновения на лице профессора, Эрнст Фрикке со скукой отвернулся, дядины лекции о янтаре он знал наизусть. Рассуждения кретина эсэсовца его интересовали ещё меньше.
У Фрикке в голове бродили иные мысли. Сегодня днём его неожиданно вызвали в гестапо – разговаривать довелось с «засекреченным» партейгеноссе: отвислый нос на скучном лице и отличный серый штатский пиджак. Он сидел прямой как палка, положив большую волосатую руку на стол. Левая рука – протез в чёрной перчатке. Фрикке не сомневался, что перед ним большой начальник.
– Волк-оборотень Антанас Медонис, – сказал он, жёстко выговаривая слова, – скоро вы получите приказ от директора музея профессора Хемпеля… Выполните приказ и немедленно возвращайтесь. Запоминайте все, что профессор вам скажет, каждое слово… Наш разговор, разумеется, остаётся в тайне.
Фрикке вытянулся, руки по швам и, испытывая привычную робость перед начальством, подтвердил готовность выполнить любой приказ. «У того, кто должен, выбора нет, – повёл в его сторону носом штатский. – Вот паспорт на имя литовца Антанаса Медониса, изучайте вашу новую биографию». – Вислоносый протянул ещё несколько бумаг – и пошла беседа: мудрые советы и поучения потоком вливались в уши Фрикке. «Не ломался, был прост, а вместе с тем попробуй скажи что-нибудь не так, – думал Фрикке. – Знает ли он, что профессор Хемпель мой дядя?» На прощание партейгеноссе передал Фрикке янтарный мундштук с двумя золотыми ободками. И произнёс магические слова волков-оборотней.
– Не богохульствуйте, штурмбанфюрер, – услышал Эрнст Фрикке. – Янтарь… что может быть лучше. – Профессор Хемпель заговорил о янтаре и, как всегда, забыл все остальное. – И в древности дорожили солнечным камнем. – Словно жрец, он поднял над головой худые руки. – Народы верили, что янтарь отводит дурной глаз! – с пафосом воскликнул он, чувствуя себя на университетской кафедре.
Сейчас профессор будет рассказывать о чудесных свойствах янтаря. Ему все равно, слушает ли его штурмбанфюрер или нет.
– Римляне и греки лечили янтарём желудок и глаза. Заметьте, господа, в древности солнечный камень ценился выше золота. Благовонным янтарём кадили в храмах. Вы знаете, каких цветов бывает янтарь? – профессор вдохновлялся все больше и больше. – Янтарь бывает жёлтый, как мессинский лимон, оранжевый, как заходящее солнце, красный, как гранатовые зёрна. В солнечных лучах он переливается яркими огненными красками. Впрочем, на Ближнем Востоке больше всего ценили молочные, «облачные» сорта.
Профессор на миг замолк, пососал давно потухшую сигару.
– А какие изящные вещи делают из янтаря, – продолжал он, аккуратно положив окурок в пепельницу. – Я могу показать, господа, табакерку работы берлинского мастера. – Он вынул из кармана плоскую коробочку в золотой оправе. – Это моя собственность, семнадцатый век, – с гордостью пояснил он. – Инкрустирована слоновой костью. Сейчас я ношу в ней снотворные таблетки. Она интересна одной деталью. Обратите внимание на крышку, господа, – торжественно сказал он, словно фокусник, показывающий свой коронный номер. – Вы видите: матовая полупрозрачная поверхность, специальная обработка янтаря. А теперь, – профессор намочил носовой платок водой из стакана, в котором хранил ночью свои вставные челюсти, и провёл по крышке, – теперь смотрите. – Он показал табакерку, не выпуская из рук.
– Да вы проказник, дорогой Хемпель, – захохотал штурмбанфюрер. – Носите в кармане голых девушек. Я не прочь приобрести такую табакерку. Но объясните, откуда вдруг взялась эта красавица?
– Секрет очень прост, господа, – ликовал профессор. – Под крышкой табакерки спрятана белая фигурка богини Венеры из слоновой кости. Мокрая крышка