— Кричи, — тихо выдохнул мужчина ей в ухо, и подставил ее раскрытое тело под бьющую струю воды, крепче сжав пальцы под ее коленями.

Он угадал; упругая струя, вибрируя, теребя, ударила прямо в клитор, и Саша вся напряглась, едва не подпрыгнув на его коленях и зарычав. Вода упруго теребила ее клитор, не давая ни мгновения передышки. Две, три, четыре секунды — столько острого, невозможного удовольствия она вынесла бы сама, прежде чем волна оргазма накрыла ее и заставила забиться, но его сильные руки держали ее, содрогающуюся, в том же положении, и удовольствие превратилось в пытку, выгибающую тело, сводящую мышцы в судороге. Стоны, переходящие в крик, заметались меж кафельных стен, щекоча нервы.

— Все, все! — кричала Саша, выгибаясь, содрогаясь, пытаясь вырваться из удерживающих ее рук, вцепляясь руками в края ванны так, что пальцам стало больно, чувствуя, как острое удовольствие словно отточенным ножом терзает ее тело. — Не могу больше, не могу!

Но ее мучитель словно не слышал, упорно удерживая ее бьющееся тело так, чтобы пытка не прекращалась, и девушка заходилась в стонах, спротивляясь его силе.

— Сможешь продержаться, пока я считаю до десяти? Тогда отпущу, — шепнул он, вынимая ее содрогающееся тело из-под струи. — Да? Нет? Или будем делать это о-о-очень долго?

От него пахло шампанским.

«Мишка, паразит, набрался и возомнил себя черт пойми кем!» — мелькнуло в голове Саши, но он снова опасно поднес ее к воде — струя пролилась, лаская и щекоча сжавшийся анус, и Саша выкрикнула, абсолютно не заботясь о том, какая тут звукоизоляция:

— Да, да, хорошо, хорошо!

— Молодец, девочка, — произнес мужчина и аккуратно пододвинул ее под упругую теплую струю.

От острого, невыносимого удовольствия, почти перешедшего грань страдания, Саша вся напряглась, дрожа в удерживающих ее руках, чувствуя, как жгучий оргазм снова выламывает ее тело, заставляет извиваться и кричать, задыхаясь, как бы она не сопротивлялась.

— Еще, еще, девочка моя, — шептал мужчина ей на ухо, и она кричала еще, расставляя ноги еще шире, стараясь хоть как-то увернуться из-под терзающей ее струи. — Еще не все. Терпи… Семь, восемь… Я хочу, чтоб ты еще разок кончила… Ты чудесно кончаешь.

— Все, не могу больше, — рычала она сквозь зубы, кончая. — Не могу! Не могу-у-у…

Ее позвоночник извивался сам по себе, словно жил своей жизнью, она не могла его усмирить. Острое удовольствие словно разрывало ее на кусочки, она билась и извивалась в руках, удерживающих ее и безжалостно подставляющих ее беззащитное тело под струю воды, крича и багровея от напряжения. Она пробовала совладать с собой, но тогда ее напряженные бедра ее начинали дрожать так, что было видно даже в темноте, и от нового оргазма она орала еще громче, содрогаясь и извиваясь на коленях мужчины. Он отпустил одну ее ногу и его пальцы вошли в ее тело жестко, даже грубо, словно нанизывая ее на удерживающий стержень, проникли глубоко, настойчиво. Саша закричала от наслаждения, насаживаясь сильными толчками на его руку, извиваясь и кончая, ощущая жадные, сильные и частые сокращения своего лона на его пальцах, жестко ласкающих ее изнутри. Он притянул ее к себе, закрывая ее рот жадным поцелуем и продолжая настойчивые толчки в ее теле. И она, отвечая ему со всей страстью, бесстыдно двигала бедрами, насаживаясь на его руку, своими руками направляя его пальцы поглубже в свое тело, доводя себя до невыносмых ощущений, продлевая удовольствие настолько, насколько это возможно, содрогаясь в его обьятьях.

— Да ты мертвого поднимешь, детка… Это было…

Она жадно дышала, словно воздуха в комнате совсем не осталось, и каждую новую порцию острого, сводящего удовольствия принимала с ужасом и наслаждением. Мишка, этот негодяй, словно набрался храбрости, выпив со своим Пахомычем, и разгадал ее потаенные фантазии. Вот о таком сладком насилии она и мечтала, о сильных пальцах, удерживающих ее ноги, об удовольствии через край, чрезмерном, диком, невыносимом. Чтобы хотел доставить… и был очень настойчив…

Саша жалобно и беспомощно постанывала, когда он, наконец, прижал ее к себе, содрогающуюся от любого прикосновения и снова поцеловал, жадно, страстно, нетерпеливо, лаская ее губы языком, проникая в ее рот и доводя по поскуливаний, до новой волны возбуждения, от которой она стискивала колени, стараясь хоть как-то заглушить бессовестное желание, рождающееся в низу живота и растекающееся по телу сладкой истомой, заставляя намокать ее и без того мокрое лоно.

— Умница моя, — посмеиваясь в темноте, произнес ее мучитель, вынимая ее из-под воды. Саша, тяжело дыша, откинулась на его плечо, ее судорожно сжатые пальцы расслабились, выпустили края ванны. — Как ты меня порадовала… это было чудесно!

Лежа без сил на его разогревшемся теле, Саша чувствовала, что он уже возбужден, да иначе и быть не могло. Его вобуждение ощущалось во всем — в участившемся шумном дыхании, в бешенном ритме, которое выбивало его сердце, в легкой дрожи пальцев, любовно разглаживающих ее ароматную кожу, в жадных поцелуях, в том, как он сжимал, тискал ее мягкие бедра.

— Я убью тебя, — пролепетала она заплетающимся языком, чувствуя, как рука мужчины ласкает ее грудь с остро торчащим сосками, ее подрагивающий живот и бессовестно раскрытые мокрые бедра, припухшие от возбуждения половые губы, как его пальцы снова и снова входят в ее горячее мокрое лоно, ловя последние, самые мекие спазмы ее удовольствия, наслаждаясь ощущением ее откровенного удовлетворения.

— Потом, — прошептал он со смешком, поднимаясь и увлекая ее за собой. — В постель? У меня подарок для тебя, помнишь? Я же обещал.

"О господи, — подумала Саша. — Я уже кончила раз десять, а мне еще трахаться с этим парнем…"

— Нет-нет-нет! — протестующе простонала она.

От интонации, с которой он произнес это слово — «подарок», — ее в жар бросило, но он уже шагал к постели, сжимая ее в руках так легко, словно она была пушинкой.

— Да-да-да, — произнес он, смеясь. — Ты же хотела этого, да? Ну, хотела же, признайся!

— Ну хоть отдохнуть дай…