— Я не Ирментруда, — со слезами на глазах ответила девушка. Шок навалился на нее с новой силой, она упала в постель и закрыла пылающее лицо ладонями. — Меня иначе зовут…

Мужчина нахмурился, оборачивая бедра пестрыми шелками.

— То есть, ты помнишь свое подводное имя, но не помнишь, как и зачем попала сюда?

— Я не Ирментруда! — почти в отчаянии выкрикнула девушка. — Меня зовут Диана, и я… я…

Она запнулась. Как объяснить этому человеку — и человеку ли? — откуда она пришла?

— Ну? — подбодрил ее мужчина.

— Я пришла из другого мира, — наконец, решилась Диана. — Меня столкнули в воду, и я…

— Это говорят абсолютно все Невесты, — безразлично перебил ее мужчина. — Водный мир — это совсем иной мир. Разумные, мужчины, не могут долго там существовать, а вот дикие и вольные Дети Природы, женщины вроде тебя, там рождены.

Раз в год, ранней весной, когда море еще холодно и бурно, растущая луна становится полной и манит Детей Природы к поверхности, поиграть в бликах света. Море бурно и полно драконьего яда. Он дурманит самкам головы, они начинаю желать мужчин. Самые спелые самки сбрасывают свою острую опасную чешую и становятся похожи на Разумных. Природный зов ведет их, и перед ним не устоять ни одной из Детей Природы.

Они выбираются поближе к берегу, чтобы стать самками для Разумных, их женами, и дать потомство. Ты — очень похожа на Разумного. Ты самая спелая. Самая желанная. Твоя кожа гладкая, голос нежный, губы мягкие и теплые, а лоно влажное и приятное. Ты — Ирментруда, Королева Змей. Такие самки вызревают редко, и от них родятся самые крепкие, сильные и красивые дети. Поэтому, если ловцам посчастливится поймать Ирментруду, они обогащаются и могут потом не работать. И предлагают Королеву Змей, — мужчина сделал многозначительную паузу, — только правящим. Можешь называть меня Князь Эван. Ты — большое сокровище. Любой мужчина был бы счастлив обладать тобой.

Диана была потрясена услышанным.

— То есть, — произнесла она, — меня отдали вам, чтобы я… рожала вам… наследников?

Назвавшийся Князем Эваном чуть кивнул головой. От этого простого движения на плечах его жарко вспыхнула чешуя, и Диана в ужасе отпрянула от него.

— А потом? — тихо спросила она. — Когда… когда появится наследник?

— Ты так просто об этом говоришь, — фыркнул мужчина. — Ты такая юная… странно, что ты так рано созрела. Тебе есть двадцать весен?

— Есть, конечно! — возмутилась Диана.

— Наверное, так рано ты вызрела в дальних теплых морях, — произнес мужчина. Он стремительно приблизился к девушке и склонился, по-звериному принюхался к ее волосам. — От тебя пахнет сладким фруктами и солнцем. Что ж, тем лучше. Если удастся зачать наследника, он будет очень сильным.

— А потом? — не отставала Диана. — Что ты потом со мной сделаешь? Ты… освободишь меня?

Князь снова с удивлением глянул на девушку.

— Дети Природы сами берут свободу, когда беременеют, — ответил он слегка озадаченно. — Они зовутся Аудоверами. Беременные самки обрастают чешуей, становятся агрессивны и теряют способность понимать человеческую речь. Их отпускают в море; ничего иного делать не остается. Если самка понесла дочь, она родит ее в море и оставит себе. Если сына — она принесет младенца в Теплый Грот, в пещеру под городом. Там теплая вода и мягкий песок. Оттуда дитя заберут Звездные Колдуны и отдадут отцу. Так было всегда, так будет вечно.

— Как же определить, кто отец?

— По запаху, разумеется, — удивленный, ответил князь Эван. — Ни один отец не спутает свой собственный запах, исходящий от своего младенца, ни с чьим иным.

Перспективы для Дианы рисовались отнюдь не радостные. А что, если любую вспышку гнева тут принимают за превращение в дикую самку?! Что, если Диана начнет плакать, кричать, испугается? Ее выкинут в море?!

— Но я не хочу в море, — прошептала Диана со слезами на глазах. — Я не смогу в море!

— Такая беззащитная, лишенная чешуи и плавников — конечно, — поддакнул мужчина. — Поэтому ты можешь жить здесь столько, сколько тебе понадобится. До тех пор, пока не будешь уверена, что тебя зовет природа. Ты — Ирментруда, тебе будут оказаны все полагающиеся тебе знаки внимания и почет.

— А если… а если я надоем тебе, то что тогда?

Князь смерил девушку взглядом.

— Старые Ирментруды, — сказал он не особенно приязненно, — не родившие никого, но обросшие чешуей от старости, обленившиеся и растолстевшие, не желающие возвращаться в море, зовутся Галесвинтами.

От них надо бы избавиться, но они вечно находят уловки, чтобы не покидать этого дома. Они вырывают чешую, отрастающую на щеках, они скрывают свои волосы, превращающиеся в гребни и плавники, под шапками и покрывалами, они берут обет молчания, чтобы никто не услышал, что их голос стал страшнее скрежета металла, и даже подпиливают зубы.

Конечно, Галесвинт лучше б отпустить на волю, но как выкинешь в море беззащитное существо? Ни зубов, ни плавников… Они живут здесь, и лучше тебе с ними не встречаться, потому что сердца их делаются жестокими и коварными. За вкусный кусок, за право быть ближе ко мне, они могут и покалечить тебя. Конечно, преступницу — Фредегонду, — тогда настигнет суровая кара, но вряд ли тебя это утешит.

— Из-за сладкого куска? — повторила Диана. Это словосочетание ей почему-то особо не понравилось. Как про собак каких-то… — Может, эти женщины просто любят тебя, и поэтому не хотят в море возвращаться?

Мужчина с удивлением посмотрел на Диану.

— Любят? Любовь? — повторил он. Притом слово это он произнес неуклюже, как будто никогда раньше его не говорил. — Это что такое?

Теперь настала очередь Дианы удивляться.

— Ты никогда не любил женщину? — удивленная, спросила она. — Ты спишь с ними, платишь огромные деньги, чтобы тебе досталась лучшая, но не любишь ни одну?

— Как можно любить самку? — спросил мужчина отчасти надменно. — Женщина — это та, что никогда не разделит со мной свою жизнь. Самка бесконечно далека от меня; ее мысли простираются до самого горизонта, но все они о море и об игре с подругами среди водорослей. От самки не дождешься ни ласки, ни заботы, ни верности, ни поддержки. Любить можно отца, потому что он дал мне жизнь и принял в свою семью, брата — потому что он величайшее чудо, сотворенное отцом. Сына — потому что он продолжит род. И все они рядом. А женщины… Как можно любить того, кто бесконечно далек?

— Но ведь они