– Они должны выполнить приказ, каким бы сумасшедшим или самоубийственным он им не показался. А для этого совсем не обязательно любить своего командира. И пусть они сегодня клянут меня последними словами, а на ладонях их заскорузлые мозоли от саперной лопатки, это не беда. Они сегодня живы, потому что я не искал их любви, а нещадно учил воинской науке. И они поймут это. Не сегодня, не завтра, так через годы.
– Не прав ты, Ваня, – покачав головой, возразила Хованская.
– Ну, Ириша, я тоже во многом считаю тебя неправой. Так что же с того. Время нас рассудит. Но сейчас не о том, хочу сказать. Вот гляди. У Голицына есть сотня стрельцов вооруженных точными и скорострельными винтовками. Любой другой берег бы такое богатство, потому как винтовальным пищалям цену хорошо знают. Не во всякой армии их найдется столько, сколько в измайловской сотне. А что делает он?
– Между прочим, вам честь выказали, доверив прикрывать армию. Абы кого на такое дело не поставишь.
– И именно поэтому нужно отправлять на убой отборных бойцов.
– Скажешь тоже, отборных. Да у вас там и в сражениях-то настоящих почитай никто не был. И ты в том числе, – возразила Ирина.
– А я тебе говорю, что мои парни отборные и есть. Потому как благодаря винтовкам и прямым рукам, стрелки отменные. Да наша сотня в чистом поле и полк пехоты положит, если ворог не побежит. А если еще пару сотен набрать, то и две тысячи всадников разогнать сумеем. И такую силу нужно держать про запас, для серьезного боя, а не разменивать в мелких стычках, оказывая сомнительную честь, погибнуть не за понюх табаку.
– Ну-у, Ваня. Ты вот в том умысел видишь. А меж тем, любому ведомо, что прикрыть товарищей, святое дело.
– Святое дело говоришь. Ладно. Вот гляди. Хватаем мы иезуитов в Москве. И главный, спешит отправиться на небеса. Человек не просто верующий, а член святого ордена, жизнь положивший на алтарь служения Господу. Отправляюсь я в Вильно, чтобы порасспросить тамошнего ректора, – при этих словах, Ирина, не одобрявшая выходку Николая, скривилась словно попробовала клюквенного сока, но перебивать не стала. – А тот паскудник, отвлек нас бумагами, в коих было не больше, чем в обнаруженных на Москве, и тоже яд принял, – закончил Иван.
– Испугались пыток, вот и решили легко уйти из жизни, – пожала плечами княгиня. – Здесь, докторишку того, на дыбу потащили бы. Что до ректора, то и вы его не гладили бы, если только каленым железом. А им Папа и не такие грехи с легкостью отпускает, – с нескрываемым презрением, заключила она.
– Хорошо, если так. Да только, сдается мне, что они боялись выдать нечто, о чем мы не подозреваем.
– И поэтому ты считаешь, что твоей сотне не оказали честь, а выставили на убой? – С видимым сарказмом, спросила Хованская.
– Твоей сотни, Ирина. И убить пытались тебя, и под удар выставили именно твою сотню.
– Не дело так-то жить, Ваня. Ты уж на воду дуешь.
– Лучше я на студеную воду дуть стану, чем пускать кровавые пузыри.
– Не накликал бы ты беду, такими-то речами, дурень, – истово перекрестившись, в сердцах произнесла женщина.
– Да тут, кликай, не кликай, а лучше поберечься. И на волю Божью, в том деле я полагаться не хочу. Ириш, мне не вызнать, а ты бы узнала, по чьему такому наущению стрельцы твои, всякий раз под ударом оказывались.
– Хочешь отомстить?
– Хочу понять, что за умысел в том был. И был ли вообще, – возразил Иван.
– Хорошо. Я разузнаю. Это сделать нетрудно. Ты ведь у нас мастак, на розыски разных татей, – и снова ирония.
– Скажешь то же мастак, – отмахнулся Иван.
Нет. Не убедить ему ее в том, что есть во всем этом нечто эдакое. Причастны к тому иезуиты, или то просто дворцовые интриги, не понять. Но что-то есть, это несомненно. И это направлено против него. Хорошо, не против него лично, но и он получается на раздаче.
Вообще, по хорошему, уйти бы сейчас со службы, да заняться чем иным, в свое удовольствие. Признаться, все эти сложности и дрязги, и даром не нужны. Да только служба тут пожизненная, и никуда от нее не деться.
Хм. А с другой стороны, так-то однозначно и не скажешь. Ему это где-то даже нравится. И кровь по жилам быстрее струится. И азарт какой-то появляется. Неужели нравится влезать в дворцовые интриги. Хм. Нет. Это вряд ли. А вот ощущение опасности, подстерегающей за каждым углом, вносит эдакую необъяснимую бодрость. Похоже, он подсел на адреналин.
Н-да. Ну и еще, кажется ему нравится ощущение превосходства над окружающими. Не власти, ни влияния, какое у него несомненно имеется, благодаря отношениям с княгиней. Вовсе нет. Его греет превосходство иного толка. Вот взял, и утер нос профессору Рощину, пусть тот и не признал поражения, зато лишился своего лучшего ученика, принявшего правоту Ивана. Понадобилось, взял и получил литой булат, да еще и секретом поделился с иными оружейниками. Возникла надобность, с легкостью выплавили с родителем столько железа, что иным и не снилось.
И много еще чего, чем можно потешить свое самолюбие. Год бились местные сыщики в поисках покушавшихся на великую княгиню. Ему же понадобилась только одна неполная ночь. Любой другой десяток непременно погиб бы в той экспедиции на Урал. Парни же, под руководством Карпова, разогнали многократно превосходящего противника. Ни одна сотня, самых матерых ветеранов, не выстояла бы в той конной атаке. Его же стрельцы не просто выстояли, а еще и юшку кровавую пустили татарам, практически не понеся потерь.
– Так что, Ирина, еще одну роту набирать не станешь?
– Устал намекать, а Ванюша? – Стрельнув в него лукавым взглядом, поинтересовалась Ирина.
– При чем тут намеки. Я прямо говорю, что за такой армией будущее. Бабы на Руси конечно рожать не разучились. Но это не значит, что по дурости людей можно класть в сырую землю тысячами. Армия-то нужна. И откуда тех воинов брать? Правильно, от сохи отрывать. А потом того крестьянина, едва научившегося в руках пищаль или копье держать, отправлять в бой, где он с большой долей погибнет. Беречь воинов нужно, а не разбрасываться попусту.
– Экий ты разумник. Ванюша, а не вскружил тебе голову твой скорый рост по службе? Эвон, уже о всей армии думаешь, да о государственном устройстве помышляешь. Уж не твоими ли советами, Николай пользуется. А то, мне что-то знакомым помнилось.
– Вот значит, что ты узрела в моих словах. Ну что же, ожидаемо. Ну да ладно о том. Что с набором второй сотни?
– А ничего, – пожав плечами, ответила Ирина. – Дорого больно. Шутка сказать, но снаряжение и содержание