— Оставь как есть, у нас мало времени.
Я опустился и положил ее голову себе на колени.
— Сейчас я должна уйти в темноту, — прошептала она. — Знаешь, терпеть не могу темноту…
Она потянулась ко мне губами, но нам не удалось поцеловаться из-за толкотни.
— Скотти, — попросила девушка, задыхаясь, — допей мой напиток. Он еще там. И разбей бокал. Я так хочу. И, Скотти… дай мне знать, как вышло наше фото…
Ее подбородок упал на грудь. Я окаменел. Остался один.
Взяв девушку на руки, поднялся и посмотрел вокруг. Я не знал, куда идти. Не понимал, почему должен куда-то идти.
Кто-то указал мне рукой на пол, и я посмотрел вниз. Увидел, как из-под нее, неторопливо и будто нехотя, одна за одной, появлялись и падали красные капельки; такие маленькие, что не были видны в полете и обнаруживались лишь когда касались земли, создавая причудливые рисунки, напоминающие крошечных морских звезд на морском берегу. Что-то торчало у девушки сбоку, похожее на большую брошь или пряжку от пояса. Но для пряжки предмет слишком сильно выступал. Я присмотрелся. Это был небольшой предмет из нефрита, и он слегка вибрировал. Но не потому, что отзывался на ритм дыхания девушки, а потому, что дрожали мои руки, поддерживавшие бездыханное тело.
Предмет был знаком мне. Это вырезанная из нефрита обезьянка, сидящая на корточках и прикрывающая руками глаза. Я сделал попытку вспомнить, где ее видел, но тут же понял, что там, где она и находилась. Я сжал рукой обезьянку и потянул ее. Это было похоже на безумный кошмар. Казалось, я вместе с этим предметом извлекал из девушки жизнь, высасывал ее плоть, внутренности…
На лбу у меня выступил пот, словно оружие вытягивалось из моего тела. Стальное лезвие выходило наружу медленно. Оно было прямое, изящное, узкое и смертельное. Смотреть на него — все равно что смотреть на смерть. Это и была смерть.
Наконец кинжал вышел полностью, оставив вместо себя рану.
Я вытянул руку, будто прося милостыню. На моей ладони лежали рукоятка с обезьянкой и окровавленное лезвие.
Я наклонил ладонь, и кинжал с шумом упал на пол.
И только тогда до меня все дошло. Влюбленный медленно приходит в себя.
Я наконец увидел вокруг себя людей и в отчаянии обратился к ним, словно они могли мне чем-то помочь.
— Она мертва! — выкрикнул я незнакомым лицам. — Она же не двигается! Ее ударили кинжалом прямо у меня на руках.
Моя боль была произнесена на английском языке, их страх — на испанском. Но в подобных случаях это не имело значения. В таких ситуациях язык универсален.
В зале вдруг поднялась суматоха. Каждый думал о себе, остальное их не касалось. Это было мое дело. Посетители бара расходились быстро, толкаясь и спотыкаясь. Очевидно, они не хотели задерживаться, чтобы не попасть на глаза полиции и не давать свидетельских показаний. Наверное, это был основной мотив их бегства. Вполне возможно, что сюда примешивалось искушение уйти, не заплатив за выпитое. Паника передавалась от одного к другому.
Я заметил, как один человек споткнулся и вынужден был ползти по полу, не имея возможности встать. В конце концов ему удалось все-таки подняться и он выбежал на улицу вместе с остальными.
Я остался один с моей девушкой. Мертвой девушкой. Только я и она. Только я и она; и длинный ряд бокалов, выстроенных на стойке. Всех размеров, форм и цветов. И бармен за стойкой, который обязан был там оставаться. Я стоял не двигаясь. Бесполезно было нести тело куда-то, потому что в любом другом месте она была бы так же мертва, как и здесь.
Гавана — быстрый город для всего: для любви, для жизни и для смерти. Вдали послышался звук полицейской сирены. Вскоре он приблизился и резко оборвался перед входом в здание. Из-за деревянных колонн, которые служили у «Слоппи» вместо стены, показались полицейские в форме и в штатском. Клиенты похрабрее вернулись назад и остановились поблизости. Они стояли позади полицейских.
Тело взяли у меня из рук и положили на три сидения, поставленные вряд. Это был лучший гроб, который могли соорудить в тот момент. У нее зацепилась за кресло юбка, и я поспешил расправить ткань, чтобы та падала свободно. Этот бессознательный жест причинил мне неимоверную боль. Я повернулся и пошел к стойке.
Бездыханное тело обступили люди, и врач начал осмотр. Я взял ее недопитый стакан, поднял на уровень глаз, приветствуя, будто она находилась передо мной, и жадно проглотил жидкость. Напиток показался мне горьким. Потом я сломал ножку бокала. Прощай. Насколько простой оказалась похоронная церемония. Впрочем, время для прощания было ограничено.
Меня окружили полицейские, и началась моя другая жизнь. Новая, трудная, долгая и одинокая. Без нее. Я остался один в незнакомом городе. Заметил, что два агента сжимают в руках пистолеты. Подумал, зачем им оружие. Не было рядом никого, кто угрожал бы им или кто мог сделать что-нибудь плохое. Остаток толпы отпрянул еще дальше назад.
Полицейские повторяли одни и те же слова, значения которых я не понимал. Когда до них дошло, что я не знаю испанского, они разом повернули головы и выкрикнули: «Акоста!»
Я предположил, что это имя. И действительно, человек, стоявший несколько в стороне, выступил вперед.
Он был в гражданском. В костюме из ткани «альпака». Носил очки в черепаховой оправе и имел вид научного работника. Я подумал, что, может быть, хоть один из полицейских попался толковый. По-английски он говорил хорошо. Очевидно, был из тех, кто не только изучал язык по книгам, но и применял его на практике. Акоста переводил с местным акцентом, но фразы были правильные. Возможно, он учился в Соединенных Штатах, посещая наши полицейские школы.
Полицейский-переводчик подошел ко мне и сказал:
— Эта женщина мертва.
Я ничего не ответил. Признать правду было выше моих сил.
— Вы были с ней?
— Да, я был с ней.
— Ваше имя?
— Скотт. Билл Скотт.
Это было занесено в записную книжечку.
— Запишите лучше Уильям, мое полное имя, — добавил я.
— А ее имя?
Этот вопрос причинил мне боль. Я тихо проговорил:
— Какое имя? Официальное или девичье? Или же имя, которое она собиралась принять?
Он дал понять, что не стоит заниматься с ним крючкотворством.
— Я хочу знать ее имя. Мне кажется, вопрос достаточно ясный. Или нет?
— Ева, — сказал я вполголоса. — Миссис Роман, официально. Собиралась стать…
Мне было плохо, слова застревали в горле.
— Собиралась стать миссис Скотт, — пробормотал я, — но кто-то отнял у меня такую возможность.
— А где мистер Роман?
— Не там, где ему следует быть. Я хочу сказать, что не в аду!
— Ваш адрес в Гаване?
— Здесь, где я сейчас нахожусь.
— А ее адрес?
— У нее были разные адреса. Мы прибыли на пароходе «Уорд», который