Вдруг на мой стол приземлилась свернутая в узел салфетка. Я вскинула голову. За соседним столиком, через проход, нагло улыбался темноволосый юноша, сворачивая вторую. Я испуганно опустила глаза. Мгновенье – и с другой стороны прямо в тарелку с супом плюхнулась половина пирожка. Брызги разлетелись по столу и попали на платье. Я сжала зубы. Снаряды все чаще и чаще атаковали мой стол со всех сторон. Салфетки, огрызки яблок, булочки… Я сидела, едва ли не погребенная под горой мусора, словно оплеванная, и изо всех сил старалась не расплакаться.
«Не дождутся! – решила я про себя. – Они ни за что не увидят моих слез!»
Все самое страшное в жизни со мной уже случилось четыре года назад, а эти детские глупые шалости с едой мне как комариный укус.
Гордо задрав нос, я поднялась, отряхнула платье от крошек и грязных салфеток, отнесла поднос на раздачу. Не смотря по сторонам, усердно держа спину ровно, покинула столовую. И уже в своей комнате, заперев дверь на ключ, позволила себе упасть на кровать и разрыдаться. Обиднее всего несправедливость. Безнаказанная, жестокая, позорная. Почему? За что? Что я сделала? Мстить и жаловаться бессмысленно, остается только смириться…
Неужели я бы выросла такой же? Унижала тех, кто ниже меня по происхождению? Смотрела бы на всех свысока? Делала подлости? Если бы моего отца не арестовали и не казнили, если бы король не лишил нас титула и богатства, я бы стала такой, как они?
«Может быть, – я грустно улыбнулась своему отражению в зеркале, застирывая платье в раковине, – а может, и нет».
Да, я была тем еще чудовищем в детстве. Избалованным и непослушным. Но меня любили родители, я всем сердцем чувствовала их любовь и заботу. Да и папа вырос в богатой знаменитой семье, я не знаю, каким он был в юности, но в зрелом возрасте – справедливым, добрым, внимательным. Значит, и я бы переросла свои капризы. Просто это случилось быстрее, из-за горя.
Уговорив таким образом себя, я более-менее успокоилась. На ужин решила не идти. Еще одного унижения не переживу, да и красные опухшие глаза не дадут соврать, что меня не задевает всеобщая ненависть.
Проснулась я рано, оделась в новую форму, так как старая еще не высохла, умылась, почистила зубы. В зеркале отразилось бледное узкое лицо с огромными испуганными глазами. Плюс был один: от слез не осталось и следа. Но нужно что-то делать с затравленным выражением. Нет, смиряться я не собиралась. Если не выйду на завтрак, а потом и на обед, то вскоре умру от голода.
У меня есть два варианта дальнейшего существования. Первый – я сейчас беру себя в руки, выхожу из комнаты, иду в столовую, потом на занятия и учусь изо всех сил. Второй – сдаюсь, бросаю школу. Еду назад на хутор и выхожу замуж за Колая. Терплю его грубые ласки и рожаю ему детей.
Наверное, в моем понимании последнее было самым страшным наказанием. Глаза сверкнули злостью. Я сжала кулаки. Так-то лучше. Пусть только попробуют меня тронуть! Они увидят, на что способна Дениза Крей!
Первая салфетка прилетела справа. Я вскинула глаза – тот же парень, что и вчера. Он стал еще более наглым и самоуверенным. Безнаказанность развращает? Я не стала дожидаться, пока в меня прилетит что-то еще.
Специально производя как можно больше грохота, я встала, отодвинув стул. Зал притих. Я обвела столовую презрительным взглядом. Мимоходом заметила Фани, сидевшую с какими-то студентками, наследника с телохранителями, внимательно наблюдавшего за мной с ничего не выражающим лицом, вчерашнюю четверку ариев со своими девушками на том же месте, у окна. Торус смотрел на меня оценивающе, с легким любопытством.
Я не задержала взгляд ни на одном лице и громко произнесла:
– Мне говорили, что в школе учатся отпрыски самых благородных семей королевства, воспитанные, образованные, с безукоризненными манерами.
Теперь даже те, кто не смотрел на меня, повернули головы.
– Но тем, кого я здесь вижу, больше подходит характеристика свиней. Лишь они разбрасывают еду и сеют грязь вокруг себя.
– Ты кого назвала свиньей?! – воскликнул парень, первым бросивший в меня салфеткой. – Грязная простолюдинка!
Я холодно усмехнулась. Он что, действительно думает, что оскорбил меня, назвав простолюдинкой?
– Вы правильно приняли мои слова на свой счет, герр, – произнесла я, твердо смотря в его наглые глаза. – Ни один простолюдин не будет бросаться едой. Слишком хорошо мы, простолюдины, – я специально выделила это слово, – знаем, как тяжело она добывается. А вот такие, как вы, вполне могут вести себя как свиньи.
Парень разозлился. Он резко вскочил и двинулся в мою сторону. Я уже приготовилась защищаться, нащупывая рукой столовый нож, как вдруг со стороны окна раздался грозный рык:
– Хватит! А ну сел на место!
Я повернула голову: Дарий Зорг встал и грохнул кулаком по столу. На секунду мне показалось, что здание школы содрогнулось. Словно по стенам и полу прошла мелкая дрожь.
– Дениза права, – продолжил он громко, – вы ведете себя не как благородные арии, а как дикари. Мне стыдно, что в школе происходит подобное. Если я еще раз увижу такую выходку, будете иметь дело со мной.
Зорг сел. Я тоже. Мои руки дрожали так сильно, что я не могла взять вилку. В конце концов, решив, что есть с грязного подноса мне не позволяет воспитание, я отнесла его назад, взяла чистый, поставила на него еще одну тарелку с кашей и отошла на свое место. Все это под прицелами ненавидящих взглядов. Словно ничего не произошло, я принялась не спеша есть, смотря строго в тарелку.
Постепенно столовая пустела. Студенты шли на занятия. Мне тоже было пора, но я все никак не могла решиться встать. На самом деле я страшная трусиха. Смелость и решительность, проявленные мной недавно, совсем не свойственны моему характеру. Это скорее вынужденная мера, вспышка отчаянья. Я всегда была спокойной, тихой и робкой. По крайней мере последние четыре года.
– А ты сообразительная, быстро нашла защитника, хоть и притворяешься робкой мышкой.
Я повернула голову – Торус Хорн опять возвышался над моим столом. На красивом холеном лице застыла насмешливая гримаса.
– Ты во всех сферах такая ловкая и изворотливая?
О чем это он? Я непонимающе нахмурилась.
– Я не прочь проверить твой опыт. – В голубых глазах блеснуло что-то странное, пугающее. – Ты же знаешь, в какой комнате я живу?
Наконец до меня дошло. Я покраснела от негодования. Хотелось сказать что-то грубое, обидное, оскорбительное, подобное его гнусным словам. Но я подавила гнев, решив, что достойным ответом будет равнодушие, и спокойно ответила:
– Вы куда-то шли, арий