– Надеюсь, его серенити получит удовольствие от праздника, как и от того, что супруга не намерена его сопровождать.
– Филомена!
– Новости, Панеттоне.
Подруга послушно кивнула:
– За две недели многое изменилось. Старуха принеслась в столицу, как только до нее дошла весточка о вашем браке. Пользуясь отсутствием дожа, она моментально загребла себе всю возможную власть, наводнила дворец своими шпионами…
– Да кто она такая?
– Твоя свекровь!
– Синьора Маддалена?
– Ее так зовут? – Маура округлила глаза. – Страшная женщина. Помнишь, мы потешались, что директриса сестра Аннунциата насаждает в школе монастырские порядки? Мы ничего о них не знали! Дона Муэрто за несколько дней погрузила дворец в атмосферу строгости и набожности. Тебе нравится мое платье?
Я посмотрела на черно-серый наряд фрейлины и покачала головой.
– Мы теперь все так одеваемся, – пожаловалась Маура. – Старуха велела спрятать в сундуки все шелка и бархат, все маски и кружева. Артуро у нее под каблуком, ни слова возражения пискнуть не смеет. Официально Аквадората придерживается благодарственного поста в честь избавления города от чумы.
– Вся Аквадората?
– Ах нет, так далеко власть старухи не распространяется. За стенами дворца продолжается обычная жизнь, но мы должны молиться от рассвета до заката, смех и улыбки под запретом. Ну ничего, сегодня этот нелепый пост закончится.
И дона да Риальто принялась мечтать, какое миленькое платьице будет на ней уже нынче вечером. Потом ее мысли перескочили на школу, и она в красках поведала мне, как Голубка Паола кичится, являясь в «Нобиле-колледже-рагацце» в моей гондоле, как принимает поклонение городской публики, притворяясь мною.
– Она настроила против тебя всех учениц, распуская сплетни об интрижках догарессы. – Маура вздохнула. – Будь со мною Карла, вдвоем мы могли бы противостоять лживым обвинениям.
– От Маламоко нет вестей?
– Нет, – грустно ответила подруга.
– Это хорошо, – решила я. – Значит, Карла в порядке.
– Надеюсь. Ну что ж, моя догаресса, давай отправимся поприветствовать дожа?
– Без меня, Панеттоне.
– Что?
– Ступай, милая. Я останусь здесь и не сдвинусь с места, пока тишайший Муэрто лично не принесет мне извинений за арест.
– Филомена, – примирительно начала Маура, – тебя заперли для твоей же безопасности. Его серенити встревожили покушения, и он…
– Ступай.
– Разве у него не было повода проявить строгость?
– Разве у него нет рта, чтоб сообщить мне о своей тревоге? Нет, Маура, поведение тишайшего можно объяснить, но не оправдать.
– Любящая женщина должна прощать ошибки супруга.
– Расскажи об этом любящей женщине лично, здесь таких нет.
Золотистые бровки доны да Риальто приподнялись:
– Ты не влюблена в Чезаре?
Я хмыкнула.
– Не значит ли это, что у моего беспутного братца появился шанс отвоевать твое мятежное сердце? – проворковала Маура.
Я поморщилась.
– Нет? – Оживившаяся было Панеттоне погрустнела. – Хорошо. Я передам его серенити твое пожелание.
Она удалилась. Я заперла за ней дверь, задвинула внутренний засов и стала ждать.
Через четверть часа ко мне постучали. Горничная Инес предлагала мне переодеться в бальный наряд. Ответа она не удостоилась, как и горничная Констанс, принесшая вино и закуски, как и синьор Копальди, интересующийся, все ли со мной в порядке.
Звук передвигаемого мною комода ушей секретаря, наверное, достиг. Я баррикадировала вход на случай, если он велит стражникам выламывать двери.
Дона Сальваторе, непривычно приветливая, уговаривала меня выйти, ей вторила нежным голоском Паола. Синьорины сулили мне торжественную встречу и сообщали, что супруг мой, тишайший Муэрто, ожидает меня в малой зале.
Я молчала.
Незнакомая девица строгим тоном передала приглашение от свекрови.
Я молчала.
– Филомена, – прогрохотало из коридора, – брось ребячиться.
– Ты сбрил свою ужасную бороду? – прокричала я, узнав голос брата. – Куда ты возил этого стро… своего нового родственника?
– Выйди, расскажу.
– Мне не настолько любопытно, – отрезала я и опять замолчала.
Филомен характер мой знал прекрасно, поэтому настаивать не стал.
– Изолла-ди-кристалло, – сообщил он в замочную скважину.
Я легла животом на комод и прижала ухо к двери:
– И что вы там искали?
– Да что там есть? – хмыкнул братец. – Твой муж просто хотел побывать на нашем атолле. Ты знала, что по документам владения этот клочок суши переходит первому наследнику третьего поколения Саламандер-Арденте?
– Ну да. Остров является частью приданого нашей матушки, и по решению ее родителя… – Я запнулась, потому что, произнесенное вслух, это решение вдруг показалось мне странным. – Тебя что, не заставляли изучать семейный архив?
Он ответил что-то вроде того, что крючкотворство никогда его не занимало. Мы немного поболтали о родителях, о том, что, не будь Филодор, наш второй брат, таким книжным червем, он давно устроил бы нам наследника в третьем поколении, что на остальных надежды мало, потому что Флоримон еще слишком молод, а близнецы – балбесы.
Филомен вздохнул оттого, что мой супруг бесплоден. Я спросила, только ли вся Аквадората осведомлена о недостатках дожа, или это обсуждается и на материке. Ответ обогатил меня нелепой историей о форколских сиренах, наколдовавших синьору Муэрто бездетную будущность. Мы похихикали, вспомнили согбенную Атаргате с проплешинами на чешуйчатом хвосте, матриарха Форколы.
Тут нас прервал тишайший Муэрто, строгим голосом спросивший любезного шурина, что в русалочьей истории его забавляет. Тот заверил, что история его восхищает и приводит в трепет.
Дож отправил синьора Саламандер-Арденте… Я не услышала куда, но, видимо, там ему будет сподручнее трепетать. Вослед брату в это благословенное место были отправлены все.
То есть Чезаре проорал:
– Все вон! – И многозначительно засопел в замочную скважину.
Я потянула носом. От супруга пахло вином. Захотелось пить. Поэтому я сползла с комода и отправилась к столу, на котором стоял кувшин с водой.
Он опустел примерно на треть, когда наконец до меня донеслось заунывное:
– Чего ты хочешь, Филомена?
Неторопливо загибая пальцы, я начала перечислять все свои желания. Там было и звание первой ученицы «Нобиле-колледже-рагацце», и белый пони с розовым бантом в гриве, и чтоб тишайший супруг провалился к черту.
Мне пообещали пони.
Я захотела личную гондолу, только не черную, а красную с золотыми веслами.
Мне ее посулили.
Желаний не осталось, и я попросила развод.
За дверью стало тихо. Испугавшись, что Чезаре обиделся и ушел, я опять взобралась на комод, прислушиваясь.
– Хорошо, – сказал дож наконец. – Ты его получишь.
– Когда?
Он опять помолчал.
– Сегодня после бала.
Что ему стоило просто извиниться? Кто мешал?
Ну и ладно, и пожалуйста. Тишайший супруг желает развода? Пусть!
Опомнись, Филомена! Ты на этом настояла.
Потому что он не попросил прощения! Это он, Чезаре, загнал меня в угол, вынудив тем самым…
Тут я приказала мыслям заткнуться, они становились слишком несправедливыми. Правы они были лишь в одном: я загнана в угол.
Комод отодвигался гораздо медленнее, чем до этого придвигался. Ножки скрипели по паркету, оставляя на нем борозды. Ну и пусть.
Я распахнула дверь и присела в реверансе:
– Приветствую, ваша серенити. Удачным ли было ваше путешествие? Здоровы ли вы? В порядке ли аппетит?
Тишайший Муэрто, в парче и золоченой шапке, уточнил, не буду ли я также интересоваться его стулом, имея в виду отнюдь не предмет мебели.
Слегка покраснев, я потупилась и осведомилась о причине визита драгоценного супруга. Дож