«Это немного сложная для меня песня, — говорит аудитории Гай, сев за пианино. — Она стала последней, которую мы с Робом написали вместе».
«Мы разругались», — напоминает Роб всем. Возможно, излишне.
«Странновато, что мы сейчас исполним именно эту песню, — добавляет Гай, — Но, але, она отличная».
И они начинают. Почти ночью, уже вернувшись домой, в лифте на второй этаж, где спальни — у нового дома Роба, как и у предыдущего, есть лифт, и, поскольку и там и там лифт остался от прежних хозяев, а не встроен по капризу поп-звезды-не-ездят-в-лифтах, он ими почти не пользуется — самое последнее что Роб скажет мне перед сном: «Я настолько искренне восхищаюсь Руфусом и его талантом, что решил: мне бы лучше спеть отлично». Так и сделал. «Blasphemy», сложная и мрачная сага о расстроившихся отношениях — это точно та песня, которая много значит для него. Он часто говорит, и частенько это подтверждается, что забыл слова какой-нибудь самой знаменитой своей песни (на сцене для этого всегда телесуфлер), но Blasphemy очень длинная, а он помнит каждую строчку. И, возможно, вдохновленный и уважением к Руфусу, и духом соперничества с ним же, такой вот комбинацией, он поет эту песню мощно и прекрасно, дальше происходит то, что и должно бы по логике, безо всякой подготовки. «Я считаю, что стоит спеть песню Дэвида Боуи», — говорит Руфус, и из-за стола доносится согласный хор. «Но я их плоховато знаю», — добавляет он.
Гай, все еще сидящий за пианино, начинает наигрывать «Changes», но Роб его останавливает — он лучше споет «Kooks».
«Знаешь „Kooks“?» — спрашивает он Гая.
Гай знает ее, начинает играть, и совершенно естественным образом, безо всяких обсуждений, Роб и Руфус поют дуэт. В этой сцене есть нечто неуловимо трогательное — они просто сидят за ужином и поют совершенно спокойно, без суматохи, но с очень большим значением. Получились очень теплые поминки. А звучит просто изумительно. Можно гордиться, что при этом присутствовал.
«Дэвид Боуи… Дэвид Боуи», — закончив петь, шепчет Роб.
На сей раз Гай начинает наигрывать Changes, и Роб запевает, читая слова с компьютера Гая. В припеве присоединяется Руфус — Роб поет ch-ch-changes, Руфус — строчки между. Роб поднимает руки к небу. Когда Гай играет коду, Роб тихо хлопает и в последний раз приглушенно произносит «Дэвид Боуи».
* * *Пару дней спустя Робу попадается воспоминание о Дэвиде Боуи, написанное британским журналистом Диланом Джонсом. Там есть фрагмент про то, как Джонс и Боуи останавливались в лондонском отеле Halkin примерно году в 2002:
«Мы добрый час потратили на обсуждение, почему так знаменит Робби Уильямс… Кажется, что его несколько злит успех Робби, потому что, по его мнению, он чуть больше, чем ретро-певец-танцор. Боуи же почти всю свою карьеру следовал инстинкту, в надежде, что тот совпадет с массовым вкусом, так что когда он столкнулся с феноменом, который ему непонятен (как Робби Уильямс), он захотел добраться до его основы. Боуи пришел в ярость, узнав, что Робби взял многое у темы Джона Барри „You Only Live Twice“ для „Millenium“… он удивлялся, как, черт возьми, это с рук сошло».
«Я проснулся часов в пять, — рассказывает на следующее утро за завтраком Роб, — расстроенный тем, что Дэвид Боуи не любил меня».
Роб размышляет: может быть, Дэвид Боуи такие чувства стал испытывать после того, что случилось на NetAid. Это было такое благотворительное шоу на стадионе Уэмбли в 1999 году, против бедности. В афише были оба, Уильямс и Боуи. Фестиваль стал одной из главных ступенек в возвышении Роба: «Одна из таких, как Том Джонс на The Brits, Майкл Паркинсон — я вышел на сцену и меня приветствовали в стиле „тот, кого все больше всех любят“. Волной любви захлестнуло. Эйфория полнейшая. И я всеми управлял». Роб спел всего пять песен, но это были его топовые синглы: «Let Me Entertain You», «Millenium», «Strong», «Old Before I Die» и «Angels».
«После меня вышел Дэвид Боуи, и его сет оказался подобран так, как будто не ставилась задача порадовать народ», вспоминает Роб. Боуи включил в программу песни из своего последнего на тот момент альбома Hours: «…И принято это было не очень хорошо».
Может быть, в этом все и дело.
Но чувства — смешанные. «Ну я типа да, оплакиваю потерю, но тут все сложнее уже», — говорит он.
Позже в студии он снова поднимает эту тему.
«А ты-то читал про эту фигню про Боуи, о которой Дилан Джонс из GQ сегодня рассказывал? — спросил он Гая. — Ну где они долго разговаривают на тему того, что в мой успех трудно поверить?»
Роб замечает, что вообще-то и раньше слыхал, что Боуи о нем слегка пренебрежительно отзывается. Конкретно однажды Боуи сказал в интервью BBC вот что: «Я знаю, что есть Кайли, Робби, шоу „Поп-идол“ и все такое прочее. От этого никуда не денешься, если ты в деле, так что мне известно все о той части британской поп-музыки, где царит дух развлечений в стиле круизного лайнера».
«Помню, я тогда от этого такой: о-о-о…», — говорит он Гаю. Но Роб понимает, что сам часто разглагольствовал в таком стиле, заботясь более о том, чтобы его слова были интересными и честными, чем осторожными и дипломатичным.
«И я про некоторых людей такое думал», — говорит Роб.
«И о себе», — уточняет Гай.
«Ага», — соглашается Роб.
* * *Сентябрь 2006 года
В середине тура Close Encounters Роб выпускает новые сингл и альбом, альбом этот он записывал в прошлом году, по большей части в студии, оборудованной на части хозяйской спальни в его лос-анджелесском доме. Работал с массой музыкантов, по большей части друзей своих: «Я так весело еще ни один альбом не записывал. Я его рассматривал как такой альбом промежуточного года, на котором мы с друзьями веселились и кричали: „Смори!“. В альбом вошло несколько довольно неожиданных кавер-версий; Роб попробовал себя во всяких эклектичных стилях, в том числе — рэпе. Я думал, что веселье это слушателю передастся. Я такой: „О, да это ж мое родное звучание, это я на самом деле, моя работа! Блеск! Я нашел то, что надо!“. Я делал альбом, который поразил бы меня пятнадцатилетнего».
Альбому он дал название