Эреал похлопала ресницами:
– По-моему, у меня и без того хватает стимула.
– Офицер, принимающий участие в скачках! – Тай неодобрительно покачал головой, по-прежнему не отрывая глаз от шитья Барда.
– Именно, мой друг! А капитан Мэпстоун делает на этом кучу денег, – ехидно добавил Бард. – Так или иначе, некоторые истории рождаются и живут собственной жизнью. Кто знает, что будут рассказывать жители Дардена через десять лет о девушке, прискакавшей в их город в ночной сорочке?
– Они ничего не будут рассказывать, если ты заткнешься! – сердито рявкнула Кариган. Но затем ее осенила ужасная мысль: а что, если люди запомнят только этот проклятый эпизод? Так сказать, история ее жизни. Тетушки будут просто в ярости.
Внезапно Тай, не в силах больше сдерживаться, наклонился к Барду.
– Дай сюда, – проворчал он и выхватил шитье. Придирчиво осмотрев работу, покачал головой:
– Просто ужасно.
Затем он вытащил нож и начал выпарывать кривые стежки.
Эреал и Бард обменялись понимающим взглядом. Идеальный Всадник в своем репертуаре. Кариган видела, как Тай стал расторопно накладывать крошечные аккуратные стежки на рукав туники.
Освободившись от работы, Бард довольно откинулся на локтях.
– Это необходимо воспеть, – прокомментировал он. – Кстати, когда я в последний раз был с поручением в Селиуме, Эстрал, старая подруга Кариган, порадовала меня песней о Первом Всаднике. Уверен, ее знают немногие. Называется «Тени Кендроа Мор». Слово «мор» на старом языке означает «холм». Название Кендроа затерялось в веках, так что, считайте, «мор» может находиться в любом месте Сакоридии.
Бард прочистил горло и начал хорошо поставленным баритоном:
В песне изображалась бешеная скачка в ночи – погоня или бегство? – под предводительством Лил Амбриот. Автор замечательно передавал драматизм ситуации, а вот на деталях происходящего не посчитал нужным останавливаться. Тому есть объяснение: ведь скорее всего там пелось о каких-то реальных событиях далекого прошлого, и подробности были хорошо известны тогдашней публике.
– Возможно, это просто красивый вымысел, на который автора вдохновил образ Первого Всадника, – предположил Бард. – А может, соединение фактов из ее жизни. Тема погони и умерщвления врага вообще нередка в поэзии.
– А что означает «Темные Кланы»? – спросила Кариган.
Бард пожал плечами.
– Эстрал считает, что речь идет о кланах Сакора, вставших на сторону Морнхэвена во время Долгой войны.
Всадники приумолкли. Эреал веткой поворошила угольки в гаснувшем костре и подбросила еще дров. Огонь зашипел и вспыхнул с новой силой.
Напоминание о людях, предавших собственный народ, сбило веселый настрой собеседников. С тех пор Сакоридия прошла долгий путь, всякое бывало. Но мысль о сакорийцах, стакнувшихся с чудовищем, наподобие Морнхэвена, который творил страшные зверства на их родной земле… эта мысль до сих пор казалась тошнотворной.
– Уф! – воскликнул Тай, заканчивая работу и подымая глаза на товарищей. Он перекусил нить и завязал узелок. Затем передал Барду безукоризненно зашитую тунику. – Вот как надо это делать!
– Премного благодарен, Всадник Ньюланд, – с улыбкой произнес тот. – В следующий раз, когда мне понадобится что-то починить, буду знать, к кому обратиться.
Его замечание вызвало новый взрыв смеха. Все снова повеселели. Но, несмотря на это, когда Кариган сбросила башмаки и завернулась в одеяло, готовясь отойти ко сну, в голове ее все еще бился напряженный ритм песни Барда. С тем она и заснула.
Блэквейл
В глубине, под покровом темных, корявых деревьев и прозрачного туманного полога, погребенная под бесчисленными слоями глинозема, мха и полусгнивших листьев, накопившихся за тысячи лет зарождения и смерти, – там, в самой чаще леса Блэквейл,[6] очнулась и пошевелилась некая мыслящая субстанция.
И тут же – как бы сопротивляясь попытке этого Сознания выйти из сна – раздался хор неслышных голосов. Голоса баюкали, пытались удержать Сознание в оковах многолетней дремы. «Покойся в мире, древнее созданье, – пели они. – Оставь сей мир, ведь он не для тебя. Покойся в мире…»
Сознание пыталось противиться голосам, их напевной магии, и ему приходилось прикладывать для этого неимоверные усилия. Субстанция издала глубокий стон, от которого по лесу пронесся неуловимый ветерок. Зашелестели листья, с их кончиков упали невесомые капельки – прямо в темные лужи стоячей воды. Лесные создания, до того беспечно занимавшиеся своими повседневными делами, в тревоге замерли, уставясь в пространство настороженным взглядом.
На самом деле больше всего на свете Сознание желало повиноваться волшебным Голосам, навсегда остаться в объятиях вековой дремы.
Но покой был нарушен, и вот теперь оно сопротивлялось, расправляло невидимые щупальца, с помощью которых постигало окружающий мир. Эти щупальца проникли сквозь ковер прошлогодней листвы и замерли, как бы осознавая себя и пределы своих возможностей.
Голоса были начеку: заметив легкую рябь на лесной подстилке, они запели еще громче, быстрее и ритмичнее.
Охваченное паникой, Сознание рванулось сквозь мох и набросанные листья. Оно спугнуло оленя, устроившегося в кустарнике на свой чуткий, недолгий сон, выгнало пауков из старого дуплистого бревна, наслало рябь на мутный лесной ручей. Вместе с водами этого ручья Сознание достигло морских пределов.
Здесь оно скользнуло вдоль скользких стеблей фукуса,[7] попробовало на вкус соленый йодистый раствор и, смешавшись с волнами, устремилось вдаль. Увы, далеко уйти не удалось – на пути встал непреодолимый подводный барьер, и мшистые камни отбросили Сознание обратно.
Тогда оно устремилось обратно на берег. Вместе с морской влагой впиталось в корни прибрежных растений и проникло в каждую клеточку древесины. Проделав этот путь, Сознание снова вышло наружу в виде капелек росы, повисших на кончиках сосновых иголок, и растворилось в тяжелом ночном тумане, окутавшем лес.
Устремилось было на север, но вновь наткнулось на непроходимую стену из камня и магии. Здесь хор Голосов стал нестерпимо громким, он развивал свою тему запрета и удержания.
Прочь… Сознание отступило.
Его окружили, обложили со всех сторон, поймали в ловушку. Голоса все баюкали, уговаривали, и вековая дремота снова наваливалась на Сознание, затягивая в свои темные тягучие воды. Оно заметалось, отыскивая хоть малейший намек на брешь в этой стене, хоть одну фальшивую ноту в обволакивающем пении.
Попытка бунта отняла слишком много сил у Сознания. Оно не могло больше сопротивляться и неудержимо соскальзывало в привычный сон.
Но, как награда побежденному, из глубины веков вдруг выплыло имя старого и надежного защитника, и Сознание – по-детски непосредственное в своем отчаянии – выкрикнуло что было мочи: «Варадгрим!»
Этот вопль Голоса не смогли подавить, и позже, когда Сознание уже вернулось в свои темные беспробудные глубины, его крик нашел-таки брешь и пробил защитную стену. Вырвавшись на свободу, он проник в земли Сакоридии и зажил самостоятельной жизнью.
Ночное вторжение
Наверное, в том, что