За барной стойкой стоял Тейт. На нем опять была обтягивающая футболка Хенли с длинными рукавами, только на этот раз бордового цвета. Я тут же отметила, как ему идет.
Блин.
Он повернулся, окинул меня взглядом, и, даже не улыбнувшись, поприветствовал своим глубоким голосом:
— Сегодня тебе достался я, Крутышка.
Отлично.
Я кивнула и направилась к стойке.
— Можно мне ключ от кабинета?
Он достал из переднего кармана ключи и бросил их на стойку. Я сунула последний кусочек хлеба в рот, остро осознавая, что Тейт считает меня толстой, а я ем у него на глазах. Не глядя на него, я схватила ключ и направилась к коридору.
— Мне нужно поменять бочонки, ты справишься с учетом? — услышала я его вопрос, но продолжила идти.
— Конечно, — ответила я, все еще не глядя на него.
Я вошла в кабинет, оставила там сумочку и вернулась обратно в бар. Тейт возился с бочонками, и я бросила ключи на стойку, стараясь не приближаться к нему, но сделала это громко, чтобы он услышал, как они звякнули о поверхность. Он поднял голову и посмотрел на меня, но я сразу же отвернулась и стала осматривать холодильники.
— Крутышка, тебе понадобятся ключи, чтобы войти в кладовую, — услышала я его голос.
Блин. Я такая глупая. В отчаянном стремлении вернуть ему ключи, чтобы ничего из его вещей не касалось моей кожи, я совершила ошибку, в результате которой выглядела идиоткой.
— Точно, — буркнула я, схватила ключи и вернулась к своему занятию.
Я молча занималась своими делами, делая заметки, потягивая кофе и курсируя между кладовой и баром, а Тейт занимался своими. Если наши пути пересекались, я не встречалась с ним глазами и старалась обходить его как можно дальше. После учета я опустила стулья и осмотрела столы, одновременно ища забытую пустую посуду. Столы на одной половине бара были необычно чистыми и рядом с ними не стояло «пустышек»; вторую половину столов нужно было вытирать, и я обнаружила две бутылки из-под пива и наполовину полную кружку.
Когда я зашла за стойку, чтобы выкинуть бутылки и взять чистящее средство и тряпку, Тейт заговорил.
— Вчера вечером работала Венди. Пришла, после того как Тоня не явилась.
В силу своей природной вежливости я была вынуждена посмотреть ему в глаза, но ничего не сказала, только вопросительно подняла брови.
— Ты еще не знакома с Венди? — спросил он.
Я покачала головой.
— Единственная хорошая официантка у нас, — сказал он. — Она убирает за собой.
— Угу, — пробормотала я и вышла из-за стойки, задумавшись, носит ли Венди топы с открытой спиной или топы-бандо или у нее какой-то другой способ демонстрировать как можно больше голого тела мужской части посетителей. У Тони были длинные блестящие черные волосы, она была высокой, стройной, почти тощей, с явно фальшивой грудью, и вдобавок к своему открытому топу носила высокие каблуки и очень коротко обрезанные шорты. У Джонелл была неуправляемая копна вьющихся каштановых волос, она была среднего роста, с округлостями, как у Ниты (только она была стройнее и, насколько я поняла, намного моложе), и носила со своим топом-бандо микроминиюбку. Венди, вероятно, замыкала этот ряд, обладая блондинистыми волосами и будучи похожей на супермодель какого-нибудь байкерского бренда.
Я с ужасом ожидала ночной смены и необходимости встать рядом с одной из этих девушек. Не только потому, что они показали себя стервами, но и потому, что, наверное, все мужчины пересядут из моей зоны обслуживания и чаевые станут еще меньше.
Я пялилась на грязные столы, когда услышала:
— Крутышка.
Очевидно, Тейт придумал это прозвище для меня, что я посчитала странным, потому что он знал меня меньше двадцати минут, а вы же не даете прозвища кому-то, кого знаете меньше двадцати минут (скорее уж много лет). И еще я посчитала, что оно означало что-то не слишком приятное, но все равно посмотрела на него, хоть мне и не хотелось. Ведь не могла же я его игнорировать. Он не мог обращаться ни к кому другому, и игнорировать его было бы слишком грубо, к тому же он мой босс.
— Да? — спросила я, глядя Тейту в глаза.
— Я знаю, что ты слышала, — сказал он.
Я знала, что он знает, просто удивилась, что он об этом заговорил. Я ничего не ответила, только снова подняла брови.
— У меня было дерьмовое настроение, детка. Забей, — приказал он, и я уставилась на него.
Он назвал меня старой, бестолковой и толстой, а теперь хочет, чтобы я просто забила на это?
— Конечно, — согласилась я, отвернулась и побрызгала чистящим средством на стол.
— Крутышка, — снова позвал он, когда я наклонилась вытереть стол. Я заметно раздраженно вздохнула и повернула голову к нему. Когда наши глаза встретились, Тейт повторил: — Я сказал: забей.
Я полностью развернулась к нему:
— А я сказала: конечно.
— Сказала, но не забила, — возразил он.
Нет, не забила.
— Я забила, — соврала я.
— Детка, ты не забила.
— Забила, — повторила я, отвернулась обратно к столу и начала его вытирать.
— Крутышка, посмотри на меня, — потребовал Тейт. Похоже, он начал терять терпение.
Я выпрямилась и посмотрела на него, снова подняв брови.
— Перестань, — приказал он.
— Я перестала, — снова соврала я.
— Не перестала.
Я сделала глубокий вдох и на выдохе произнесла:
— Со всем уважением, поскольку ты мой босс, но ты все-таки не умеешь читать мысли, поскольку таких людей не существует. Я забила. Или забила бы, если бы ты перестал об этом говорить.
— Ты не забила, — повторил он. — Ты накручиваешь себя.
Это тоже правда. Если бы за последние два дня мне давали по доллару за каждый раз, когда его слова всплывали у меня в голове и заставляли поморщиться, я могла бы переехать жить на Ривьеру. Они даже заставляли меня просыпаться посреди ночи. Хотя, с другой стороны, я страдала бессонницей, всегда, даже в детстве. Я постоянно думала о совей жизни, о событиях, которых стыдилась, от которых мне было больно или которые беспокоили меня, или пугали, и не могла заснуть. Потом, заснув, я просыпалась, иногда по три-четыре раза за ночь, и долгими часами вертелась и крутилась, прежде чем снова заснуть. Ужасные слова этого красивого мужчины обо мне были не только свежими, но и бесспорно самыми худшими из моих ночных демонов и, я знала, останутся такими на всю жизнь.
Но тут я подумала: