и разочарование ощущают все люди. И вот чем отличается сострадание к себе от жалости к себе. Жалеть себя — значит говорить «бедный я», в то время как сострадать себе — значит помнить, что страдают все, и утешаться, потому что все мы люди. Боль, которую я ощущаю, когда мне тяжело, — это та же боль, которую чувствуешь ты, когда трудно тебе. Разные причины, разные обстоятельства, разная степень боли, но происходит одно и то же. Ты не можешь всегда получать то, что хочешь. Это верно для всех, даже для Rolling Stones[45].

Часто мы пугаемся и злимся, концентрируясь на неприглядных сторонах самих себя и своей жизни. У нас опускаются руки, нас раздражает неспособность держать все под контролем: получать то, что мы хотим, быть такими, какими мы хотим. Мы возмущаемся тем, как все выходит, и цепляемся за свои ограниченные представления о том, как все должно быть. Мы, все до единого, в одной лодке. Самое прекрасное в признании этой данности — его светлая подкладка, так сказать, — в том, что оно позволяет ясно понять, каково наше общее положение.

Оторванный и одинокий

К сожалению, многие люди не задумываются о том, что у них общего с другими, особенно когда ощущают стыд и неполноценность. Вместо того чтобы рассматривать свое несовершенство как общечеловеческое свойство, они, когда терпят неудачу, чувствуют себя оторванными от окружающего мира[46].

Когда мы концентрируемся на своих недостатках, пренебрегая полной картиной человеческого положения, перспектива сужается. Нас поглощает чувство незащищенности и собственной никчемности. Мы замыкаемся в своем самоуничижении, и все остальное человечество словно перестает существовать. Почему-то кажется: я единственный, кого ругают, тыкают носом в ошибки и оставляют в дураках. Вот что пишет об этом Тара Брах (автор книги «Радикальное сострадание»[47]): «Чувство собственной ничтожности сопровождается чувством отделенности от других, отделенности от жизни. Как мы можем быть частью целого, если мы такие неполноценные? Это какой-то порочный круг: чем более несостоятельными мы себя чувствуем, тем сильнее ощущение обособленности и уязвимости»[48].

И даже если человек страдает не по своей вине (допустим, его уволили с работы из-за экономического спада), у него, вопреки всякой логике, возникает ощущение, что все остальные люди в мире — счастливчики и работают, в то время как он единственный сидит дома и пересматривает по телевизору всякое старье. А если он заболел, то ему кажется, будто болезнь — это какое-то противоестественное, аномальное состояние (как тот восьмидесятичетырехлетний старик, чьи последние слова перед смертью были: «Почему именно я?»). Попадаясь в эту ловушку — веря, что все «должно» идти хорошо, — мы, когда что-то вдруг идет не так, считаем, что все вконец разладилось. Это опять-таки не результат осознанного мыслительного процесса, а внутреннее предположение, окрашивающее нашу эмоциональную реакцию. Если бы мы взглянули на проблему с абсолютно логической точки зрения, то вспомнили бы, что в каждый момент могут случаться тысячи неприятностей, поэтому мы, весьма вероятно — и даже неизбежно, — будем регулярно сталкиваться с трудностями. Но к этому вопросу мы не склонны подходить рационально. А потому страдаем и в страдании чувствуем себя одинокими.

Потребность в принадлежности

Абрахам Маслоу, известный американский психолог середины ХХ века[49], возглавлял гуманистическое направление в психологии. Он утверждал, что человек не может удовлетворить свои потребности в индивидуальном росте и в счастье, пока не удовлетворена его потребность в общности с другими людьми. Пока мы не соединены с другими узами любви и привязанности, полагал он, мы не можем двигаться дальше, не можем самореализоваться. Подобно ему, психоаналитик Хайнц Кохут[50], основавший в начале 1970-х годов направление под названием «селф-психология», предполагал, что потребность в принадлежности — одна из главных у «я». Принадлежность он определял как чувство, что ты «человек среди людей», чувство связанности с другими людьми. Одна из основных причин нарушений психического здоровья, считал он, — в отсутствии принадлежности, в ощущении, что ты отрезан от своих собратьев.

Одиночество обусловлено чувством, что ты не принадлежишь к группе, возникающим независимо от присутствия других людей[51]. Если ты пришел на большое сборище, но не очень вписываешься в компанию, то, вероятно, все равно будешь чувствовать себя одиноким. Одиночество проистекает из отделенности от других, пусть даже до них рукой подать. Боязнь публичных выступлений, фобия номер один в нашей культуре, вызывается страхом быть отвергнутым и боязнью изоляции. Почему работает известный способ — представить, что зрители сидят перед тобой в нижнем белье? Потому что он напоминает выступающему, что зрители тоже уязвимы и несовершенны, и усиливает чувство его общности с ними.

Даже страх смерти в значительной степени происходит от боязни утратить родство, близость, связи с другими людьми. И чувство одиночества фактически может превратить этот страх в реальность. Исследования показывают, что социальная изоляция в два-три раза повышает риск развития ишемической болезни сердца[52]. В то же время у больных раком, посещающих группы поддержки, уменьшаются беспокойство и депрессия и растут шансы на выживание в долгосрочной перспективе[53]. Одна из главных причин эффективности групп поддержки в том, что их участники чувствуют себя уже не такими одинокими в своих испытаниях. Таким образом, принадлежность к группе имеет основополагающее значение для физического и душевного здоровья.

Ощущение связанности с другими, выражающееся, например, в доброте, приводит в действие нашу систему привязанностей. «Дружеская» составляющая инстинкта «заботься и дружи» проявляется в стремлении человека присоединяться к себе подобным, собираться в группы ради ощущения безопасности. Именно поэтому людей, чувствующих себя связанными с другими, меньше пугают жизненные трудности и им легче держать удар.

Прекрасно, когда удовлетворить потребность в принадлежности позволяют близкие люди — друзья и родственники. Но если вы из тех, кому трудно налаживать отношения, возможно, социальная поддержка такого рода в вашей жизни отсутствует. Впрочем, и в самых благоприятных обстоятельствах окружающие не всегда способны пробудить в человеке ощущение принадлежности и признания. В потаенных глубинах сознания мы можем почувствовать себя одинокими в любой момент, даже если это в действительности не так. Страхи и самоосуждение подобны шорам, они часто мешают разглядеть протянутую руку помощи. К тому же, если мы испытываем чувство неполноценности, нам бывает стыдно признаться в этом любимым людям: мы боимся, что если они узнают, какие мы на самом деле, то перестанут нас любить. Мы скрываем настоящих себя от других и от этого становимся еще более одинокими.

Вот почему так важно изменить взаимоотношения с собой, признав свою органическую связанность с другими. Если мы умеем в горькую минуту сочувственно напомнить себе, что неудача — это часть общечеловеческого опыта, то эта минута становится минутой слияния, а не оторванности. Если в тягостные, болезненные моменты мы всегда помним, что и бесчисленное