Дело было вовсе не в том, что Веннесланд сумел запереть все свои переживания где-то глубоко внутри себя и, соответственно, говорил о них так, словно бы они и не касались его лично. Очевидно, сохранять самообладание ему помогала некая внутренняя сила. Лишь однажды он был близок к тому, чтобы заплакать. Ведущая «BBC» спросила у него, как в такой ситуации ему удалось отправить SMS-сообщения своим друзьям и семье. «Когда Брейвик прострелил стену хижины, я подумал, что сейчас он убьет нас всех. Я не хотел беспричинно заставлять свою семью волноваться, но подумал, что это, вероятно, был мой последний шанс связаться с ними, – ответил Веннесланд, у которого явно разрывалось сердце, когда он рассказывал эту часть истории. – Я просто хотел им сказать, что люблю их и надеюсь вновь их увидеть».
«BBC» тоже отдала дань уважения Веннесленду: «Каждый, кто сейчас смотрит наш эфир, будет впечатлен вашей храбростью, вашей манерой общения с журналистами и в целом тем, как вы справляетесь с тем, что вам довелось пережить», – сказала телеведущая, которая сидела в студии телеканала рядом со своей коллегой. И тогда она спросила: «Скажите, вам сейчас тяжело?» Веннесленд ответил, что пережитое стало для него «очень травматическим» опытом. Днем ранее, когда он был дома со своей семьей и девушкой, у него случился настоящий нервный срыв: «Это был такой момент, когда тебя просто сгибает пополам и ты можешь только рыдать».
При этом он знал ответ на вопрос о том, что же помогло ему сохранить храбрость. Почему ему удавалось прямо стоять перед камерой, а не рыдать, лежа в кровати. По словам юноши, членство в партии напрямую связывало его со всем миром: до произошедшего на острове он был заместителем председателя молодежной организации социал-демократов в Осло, однако его друг-председатель был расстрелян Брейвиком, что сделало председателем Веннесленда. В итоге это помогло ему получить море поддержки со всех уголков земли. Люди сопереживали и сострадали ему, а он, в свою очередь, пытался и сам поддерживать других. «Наша жизнь наполнена солидарностью, – сказал он, и на его лице даже промелькнула улыбка. – Мы помогаем друг другу. И я думаю, что без такой помощи мы бы не смогли пережить случившееся».
Даже девять месяцев спустя он все так же ровно держался перед камерой, на этот раз давая интервью репортеру информационного агентства «Reuters». На его руке все еще можно было увидеть оранжевый браслет, на котором заглавными буквами было написано «УТЕЙЯ». Каждый участник летнего слета получил такой, когда только прибыл на остров. «Я не могу его снять, – говорит он. – Он напоминает мне о том, что в этой жизни нужно быть благодарным за все – даже за этот ужасный кофе, который я только что купил в столовой, – смеется он. – И конечно, я ношу его в память о тех людях, которых мы потеряли».
Первое время после произошедшего нелегко пришлось даже Веннесланду. Ему было очень трудно сосредоточиться на своей диссертации о лагерях палестинских беженцев в Ливане, которая была почти дописана на момент бойни. Каждую неделю он ходил к психиатру. Эти встречи помогли ему привести свои мысли в порядок, так как больше всего он боялся того, что страшные воспоминания о произошедшем могут попросту утащить его на дно.
Однако Веннесланд нашел способ жить дальше: он начал черпать энергию из своего страха, своей скорби и своего гнева. «Этот тип хотел меня прикончить, потому что я верю в демократию, открытость, толерантность и диалог, – сказал репортеру «Reuters» студент, одетый в толстовку с капюшоном и кроссовки. – Что ж, пусть он тогда идет сами знаете куда, – вдруг выпалил он. – Если это именно то, за что он хотел меня убить, то тогда я буду бороться за все это только сильнее! Иначе получится, что Брейвик победил, − говорит Веннесланд. – Но никто во всей Норвегии не пожелал бы ему победы. Каждый из нас, кто остался жив, стал лишь сильнее. Это закалило нас».
Далеко не все, выжившие в тот день в Утейе, показали подобную психологическую устойчивость. Например, 21-летний Адриан Пракон тоже пытался использовать свои страхи во благо. Он написал хорошо встреченную критиками книгу «Сердце из стали», которая повествовала о самых ужасных минутах его жизни – своим произведением он хотел «почтить память ушедших» и показать, что «насилием политическую активность победить нельзя». Он неустанно выступал с докладами о том, как важно бороться с расовой ненавистью и дискриминацией.
Во время бойни на Утейе Пракон притворился мертвым, пытаясь спастись от Брейвика. Он измазал себя в крови своих мертвых друзей и лег на землю. Когда Брейвик подошел совсем вплотную к нему, Пракон едва ли ощущал свое собственное дыхание, настолько неподвижно он лежал и настолько ему было страшно – он мог лишь только чувствовать, как сильно колотилось сердце в его груди. И все же Брейвик выстрелил в него – и это, вероятно, был его самый последний выстрел. Но Пракону невероятно повезло: пуля не попала в голову, она лишь пронзила его плечо.
Однако душевные раны были слишком велики. Даже месяцы спустя бойни Адриан Пракон все еще оставался в больничном отпуске. Он все еще борется с депрессией. В каком бы месте Адриан ни находился, он всегда нервно ищет пути отступления на случай, если сейчас что-то случится. Например, он думает о том, что вот эти три окошка в потолке кафе могут помочь ему спастись. И без таких мыслей о потенциальных планах побега он попросту не может существовать. «Ведь на Утейе мне так и не удалось найти никакого выхода», – говорит Пракон.
И вот еще одно, что постоянно терзает его: когда Пракон в первый раз столкнулся с Брейвиком – это случилось на пляже, – убийца пощадил его. Он уже нацелил на него свое оружие, не проявив до этого момента милосердия ни к одному другому взрослому. Вода вокруг становилась все краснее и краснее. Но когда Адриан в отчаянии крикнул: «Не стреляй!» – Брейвик вдруг опустил винтовку и просто пошел дальше.
Почти каждому выжившему в таких страшных событиях бывает очень сложно разрешить себе продолжить жить после того, как у других эту жизнь отняли. Для Пракона, однако, ситуация и вовсе была практически невыносимой: причиной его спасения стала не счастливая случайность и не превратность судьбы, а отвратительный ему убийца. Право на жизнь ему даровал Брейвик.
Только почему? Этот вопрос бесконечно терзал его. «Иногда я целыми днями не мог думать ни о чем другом, – говорит Андриан Пракон. – Неужели что-то во мне понравилось Брейвику?» – хуже этого для молодого социал-демократа ничего быть не могло.
Через четыре