Дорога на Баодин совершенно прямая, лишь поселки, серыми жемчужинами нанизанные на длинную цепочку, заставляют ее слегка вилять. Водителей, впрочем, это мало интересует: все машины, грузовики, автобусы и трехколесные фургоны несутся сквозь населенные пункты, не снижая скорости, причем гудят, как ненормальные.

Решив посозерцать некоторое время толчею со стороны, я присел на стул во дворике мебельной лавки. Надо было дать отдых моим натруженным мозолям. Стоило мне расположиться среди упакованных диванов и кресел, как появилась хозяйка. Удивленно осмотрев меня, она тем не менее предложила выпить чашечку чая.

Потом приковыляла Ниуниу, черное лохматое существо прежалкого вида, которое надлежит считать собакой. Уже издалека ее пропорции поражают необычной формой. Когда она, вяло виляя хвостом, подходит ближе, становится ясно, что передние лапы у нее скошены в правую сторону. Тот, кто ее когда-либо гладил, знает, что светлые пятна – это выпирающие кости, которые неправильно срослись.

– Ей очень повезло, – говорит хозяйка, пододвигая свой стул поближе к моему.

Мы смотрим поверх стаканчиков с чаем на машины, несущиеся по улице, а Ниуниу лежит рядом на спине, подставляя брюхо, и благодушно облизывает нос маленьким розовым язычком. Хозяйка рассказывает:

– Мы очень любим Ниуниу. Но она всегда была таким живчиком, мы просто не могли ее удержать, когда она вырывалась на улицу. Машины носятся здесь очень быстро. И вот однажды это случилось.

– Ну а ветеринар не смог ей помочь?

– Ну что вы, ветеринар… мы же в деревне живем! Я подняла ее и отнесла домой. Я даже и не надеялась, что она выживет, но два дня спустя она была все еще жива. В туалет нам приходилось выносить ее на руках. «Ниуниу, пойдешь?» – спрашивала я, и если она поднимала голову, значит, соглашалась. Она очень умная собака.

– И что, она до сих пор выбегает на улицу?

Хозяйка удивилась, потом рассмеялась:

– Нет, слава богу! Я думаю, этому она научилась.

Через пару километров я встречаю собаку, помесь немецкой овчарки. Она стоит в пыли, привязанная к телефонному столбу, и, когда мимо проезжает машина, она носится по кругу, рвется с поводка и истошно лает. Зверь в отчаянии, и я не могу себе представить, что будет с ним дальше.

Может быть, Ниуниу вытянула еще не самый плохой билет?

Задумчиво, с болью в ногах я шагаю по дороге, и вдруг рядом со мной возникает велосипедист. Он не вписывается в общую картину, потому что едет на модном горном велосипеде, одет в темно-синюю куртку и бежевую кепку, плюс ухоженная бородка. «Японец», – думаю я, а он объезжает меня слева и удивленно рассматривает.

Я говорю ему «Привет», он застенчиво улыбается, разгоняется и растворяется вдали среди машин. Но всего через несколько сотен метров я снова его вижу: японец стоит и ковыряется в спидометре. Я так понимаю, что ему охота поболтать, и оказываюсь прав.

– Ты знаешь китайский? – произносит он медленно и четко, когда я обгоняю его в своем пешеходном темпе.

«Нет, это все-таки не японец», – отмечаю я про себя несколько разочарованно.

Услышав утвердительный ответ, он светлеет и начинает катится на своем велосипеде около меня, забрасывая вопросами:

– Значит, ты знаешь китайский!

– Немного.

– И ты приехал из…

– Из Германии, а жил я в Пекине.

– А куда ты сейчас идешь?

– В Баодин.

Он ухмыляется, останавливается и слезает с велосипеда.

– Я направляюсь как раз туда. Меня зовут Чжу Хаи.

Как, и он туда собрался? Ну конечно, шоссе G308 идет из Пекина в Баодин. Как же мне от него избавиться? У меня нет ни малейшего желания идти в компании с чужим, тем более с велосипедистом. Я совершаю беспомощную попытку отделаться от непрошеного попутчика:

– Да, но я не пойду сразу в Баодин, я по дороге хочу посмотреть кое-что. И потом, я очень медленно двигаюсь…

– Гм… И что же ты хочешь посмотреть?

– Ну, например, пагоды-близнецы в Чжоучжоу.

– Отлично. Я пойду вместе с тобой.

В небольшом городе Чжоучжоу дорога совершает изгиб, по обе ее стороны традиционно толпятся магазины и гостиницы. В глазах рябит от ярких надписей на кирпиче и бетоне, кишмя кишат велосипедисты и пешеходы, а вот знаменитых пагод не видать. Мой новый попутчик спрашивает у кого-то дорогу, мы сворачиваем в лабиринт многоэтажных бараков.

На белой стене – яркая реклама магазина электроприборов: «Цзюбаоюань», что значит «Сокровищница», схема расположения и телефон. Ничего себе имя для лавки, торгующей скорее всего вентиляторами и триммерами для стрижки волос в носу.

В этот момент Чжу Хаи взволнованно хватает меня за руку и показывает на что-то впереди, в конце переулка. Там стоит она, одинокая пагода, почти такая же высокая, как многоэтажки вокруг, облаченная траурной вуалью строительных лесов. К нашему величайшему сожалению, она оказывается закрытой на ремонт, но через несколько улиц стоит ее сестра.

Мы подходим к ее воротам, у которых оживленно беседуют пожилые дамы. Заметив нас, они резко замолкают и подозрительно следят за каждым нашим движением.

Чжу Хаи аккуратно вешает замок на свой велосипед и вежливо обращается к старушенции, которая, судя по пронизывающему взгляду, тут главная:

– Прошу прощения, госпожа. Я бы хотел узнать, следует ли платить за вход в эту пагоду…

– Вам сюда нельзя! – отрезает она и резко поднимается с места. Она тут главная, это – ее пагода. Она будет защищать ее от нашего вторжения до последней капли крови.

Мы сбиты с толку.

– А почему? – спрашивает Чжу Хаи обескураженно.

– Здесь ремонт.

– Но здесь нет лесов!

– Посмотрите на объявление, – отвечает главная дама.

На высокой стене, отделяющей нас от пагоды, кто-то повесил ржавый плакат. «ВХОД ЗАПРЕЩЕН» – написано на нем прямыми безапелляционными буквами. Ниже еще одна надпись: «БЕРЕГИТЕСЬ СОБАК!!!» Эти три восклицательных знака так сильно завалены набок, как если бы упомянутые бестии тащили писаря с забора, чтобы сожрать