Впереди справа показался переулок. Грабители нырнули в него. По обеим сторонам вдоль стен выстроились мусорные бачки. Пар поднимался от канализационной решетки. А из сломанной трубы на асфальте натекла лужа. Болден свернул за угол всего на секунду позже. Собрав последние силы, он подбежал вплотную к бандитам. Если протянуть руку, то вполне можно схватить одного из них за воротник…
И тут мужчины разом остановились и повернулись к нему.
Тот, что покрупнее, оказался латиноамериканцем с широким обезьяньим лицом. Нос ему ломали явно не раз. Грязные, всклоченные волосы были коротко подстрижены на висках. Злобный взгляд вызывал на драку. Зато у другого, светловолосого и худощавого, взгляд был бесцветный и спокойный. Он держал серебряную тарелку под мышкой, словно футбольный мяч. Его щеку портил старый звездообразный шрам — либо от зажженной сигареты, либо от пулевого ранения.
Болден понял, что попал в ловушку. И еще понял, что теперь поздно думать о ловушках и что он пошел на это еще тогда, когда оставил Дженни на улице.
Первым выводи из строя самого здорового.
Болден, как полузащитник в регби, врезался в темноволосого плечом. Удар получился сильный. Он еще хорошенько дал кулаком в солнечное сплетение, но рука будто врезалась в мешок с цементом. Отступив на шаг, темноволосый схватил кулак Болдена, затем руку и швырнул его через бедро. Болден откатился вправо, стараясь увернуться от опасного удара ногой. Быстро вскочив, он нанес противнику несколько ударов сначала в челюсть, потом в скулу. Латиноамериканец не пошатнулся и, надвинувшись на Болдена, стал колотить его по рукам. У самого латиноамериканца ручищи были как у мясника. Болден вцепился ему в воротник и с треском дернул рубашку, а затем, высвободив плечо, ударил снизу. Но парень вдруг куда-то исчез. Кулак Болдена врезался в воздух, и мир перевернулся вверх тормашками. Земля ушла из-под ног, а небо у него над головой закружилось так, как у летчика-аса, выполняющего бочку. На секунду возникло ощущение свободного падения, и тут же плечо врезалось в асфальт.
Лежа на спине, Болден старался восстановить дыхание. Затем попытался подняться, но к этому времени оба мерзавца уже стояли над ним. Руки свободно опущены. Казалось, ни один из них нисколько не запыхался и не устал. Нож исчез. Его место занял пистолет с глушителем.
— Ладно, ваша взяла, — сказал Болден, поднимаясь. — Но на этих часах есть гравировка, и к утру полиция получит заявление. Вам их никуда не толкнуть. — Он выдавал фразы очередями, словно оператор на телеграфе отбивал сообщение азбукой Морзе.
Латиноамериканец сунул ему часы:
— Забирай.
Болден держал часы на ладони.
— Я, может, и спасибо должен сказать? — Сбитый с толку, он посмотрел через плечо на темноволосого и увидел, как в начале переулка показался черный «линкольн». Задняя дверца открылась, но из машины никто не вышел, — Парни, вам чего нужно-то?
Светловолосый со шрамом на щеке чуть приподнял дуло своего пистолета.
— Нам нужны вы, мистер Болден.
3
Пятеро человек собрались в Длинном зале и сейчас стояли вокруг крепкого полированного стола, дожидаясь, пока часы пробьют полночь. По традиции заседания начинались с наступлением нового дня. Новый день вселяет надежду, а надежда — краеугольный камень республики. Никто из присутствующих не пил и не курил. И то и другое запрещалось до закрытия заседания. Разговоры были разрешены, однако в комнате стояла мертвая тишина. Они столкнулись с совершенно непредвиденной проблемой, с которой не сталкивался еще ни один комитет.
— Проклятые часы! — произнес мистер Моррис, бросив раздраженный взгляд на бронзовые корабельные часы с позолотой, стоявшие на каминной полке. — Бьюсь об заклад, они остановились.
Часы с флагманского корабля Джона Пола Джонса «Добряк Ришар»[1] оставались в том же состоянии, в каком их когда-то сюда доставили. В свое время Джонс отмечал в судовом журнале, что часы отстают.
— Терпение, — посоветовал мистер Джей. — Не пройдет и минуты, как у нас всех будет возможность высказаться.
— Легко вам говорить, — вспыльчиво ответил мистер Моррис. — Кажется, в ближайшее время заседаний суда не предвидится, и вы сможете отсыпаться хоть весь день.
— Перестаньте, — мягко произнес мистер Вашингтон, и этого было достаточно, чтобы успокоить спорщиков.
Собравшиеся здесь занимали высокие посты в правительстве, промышленных и финансовых кругах. Это были юристы, бизнесмены, политики и полицейские. В первый раз место за этим столом было предоставлено представителю «четвертого сословия» — журналисту с тесными связями в ближайшем окружении президента и прямолинейной честностью жителя Среднего Запада.
Все они знали друг друга хорошо, хотя их знакомство оставалось исключительно официальным. Трое из пятерых стояли или сидели за этим столом и частенько спорили друг с другом на протяжении двадцати с лишним лет. Новичок среди них — журналист — появился здесь три года назад. И наконец, пятый член Комитета — по традиции их председатель и в своем роде первый среди равных — занимал свой пост на протяжении последних восьми лет, то есть максимальный срок, допускавшийся Конституцией для этой должности.
Сегодня они собрались, чтобы обсудить преемника.
И вот древние часы наконец пробили полночь. Мужчины заняли места вокруг стола. Когда прозвучал последний удар, все головы склонились в молитве.
— Мы искренне молимся, — произнес мистер Вашингтон, — чтобы Бог взял Соединенные Штаты Америки под Свою святую защиту и научил граждан воспитывать в себе дух повиновения правительству и взращивать в себе братскую любовь друг к другу и ко всем соотечественникам, а особенно к тем братьям, что служили на полях сражений. Пусть Он, по милосердию Своему, расположит нас всех творить справедливость, развивать в себе благотворительность, человечность, миролюбивый нрав, подобно Божественному Создателю нашей благословенной религии, без скромного подражания примеру коего мы никогда не сможем надеяться стать счастливой нацией.
— Аминь, — негромко ответил ему хор голосов.
Мистеру Вашингтону полагалось председательствовать на заседании. Он поднялся со своего места во главе стола и, сделав глубокий вдох, произнес:
— Джентльмены, считаю заседание открытым…
— Самое время, — пробурчал мистер Моррис. — Мне в шесть утра лететь в Нью-Йорк.
4
— Что все это значит? Ладно, ваша взяла. Но объясните, что происходит.
Наклонившись вперед, Томас Болден пытался вытащить из ладони небольшой осколок стекла. Его брюки порвались, когда он, поскользнувшись, проехался по тротуару, и теперь через прореху виднелась здоровенная ссадина, из которой сочилась кровь. Светловолосый сидел справа от него, держа пистолет на колене. Латиноамериканец устроился на откидном сиденье напротив. Сквозь