Я видел похожие траншеи, когда меня поднимали на поверхность. Они тянулись от воронки, служившей личным космопортом Пророка; темные каналы, пронизывающие ледяную корку, идеально прямые, с высокими стенами, над которыми возвышались краны и лебедки всех мастей, и кишели сьельсины и люди-рабы в неуклюжих скафандрах, кислородные трубки которых в любой момент могли быть разорваны случайным острым камнем или когтями надсмотрщиков.
Так же ясно, как я сейчас вижу на полке бюст древнего Гибсона, я увидел крошечные фигурки Корво, Валки, Паллино, Карима и двух солдат, выживших при бегстве с Падмурака. На фоне гигантских железных машин и каменных возвышенностей они казались муравьями. Какими ничтожными они, должно быть, чувствовали себя, примостившись над пропастью и глядя с высоты в несколько миль на лестницы и платформы, среди которых стоял наш захваченный флагман. Как же велика и темна наша Вселенная, как враждебна по отношению к нам! Не безразлична, как утверждали древние маги, а неприязненна и сурова. Но над ними – над этими фигурками и над всем миром – раскинулся чернильно-черный ковер, усыпанный бриллиантами молчаливых звезд; и каждая из них, если верить Дораяике, была поставлена на свое место Тихим, чтобы освещать нам путь во Тьме. Каждую аккуратно разукрасили, чтобы их лучи воробушками разлетались повсюду, согласно его повелению.
– Мы ничего не могли поделать, – продолжила Валка. – Даже если бы удалось взять корабль штурмом и разбудить экипаж, улететь было невозможно. Даже при наличии девяноста тысяч солдат… нам противостояли бы десятки миллионов сьельсинов, а то и больше. Мы собрались уходить, но не прошли и полкилометра, как попали в засаду. Нас подстерегли больше десятка сьельсинов. Паллино был ранен, один солдат убит. Нам удалось прорваться и захватить одного врага. Отавия дотащила его до грузовика.
Я представил, как Отавия Корво тянет за собой по многомильному льду лишившегося чувств сьельсина, а за ней, сыпля отборной руганью, ковыляет раненый Паллино.
– Эти сьельсины были всего-навсего рабочими, – сказала Валка. – У них не было ни раций, ни достойного оружия. То, кого мы захватили, не знало ничего важного. Но кое-что мы все-таки выяснили…
Ее голова снова наклонилась, а голос зазвучал плоско:
– «Mareruni oyumn o-Shiomu siajun ti-tajarin».
– Оно сказало, что слышало, что я в плену у Дораяики, – перевел я, заметив недоумевающие выражения лиц Дорра и Нумы.
– «Marerunu oyumn o-kousum biqu ti-tajarin!»
– Оно сказало, что Дораяика собирается меня убить, – перевел я, гадая, зачем Валка цитирует эти фразы, зная, что слушателям они непонятны. Для драматического эффекта? От меня научилась?
Она заметила мой взгляд и выпрямилась. Кажется, даже самоиронично улыбнулась?
– Мы допросили его. Узнали, куда летим.
На Актеруму!
– Прежде чем мы попытались второй раз проникнуть на «Тамерлан», корабль-мир прыгнул в варп. Нам снова было некуда деваться. Пленника пришлось убить. – Валка опустила голову, как будто стыдилась этого. – После того как Толтен умер от криоожогов, никто не хотел рисковать и ложиться в фугу. Мы залатали раны Паллино и не высовывались. Пока корабль-мир шел в варпе, мы были в относительной безопасности. Сьельсины не могли выходить на поверхность, как и мы, а тела подстерегшей нас группы давно разметало ионными бурями и заволокло льдом. Через три года истощились запасы провизии. Мы с Отавией выжимали все из гидропоники, но этот лотрианский грузовик не был предназначен для длительных перелетов. Если бы все это продолжалось… мы бы погибли.
– Сколько всего времени прошло? – спросил Тор Нума.
– С момента вылета – семь лет, – ответила Валка; ее рассказ подходил к концу. – Как только корабль-мир вынырнул из варпа, мы помчались к «Тамерлану». Мы ждали семь лет на лотрианском работорговом корабле…
Она покачала головой и надолго умолкла. Я часто задумывался, не утаивает ли Валка что-нибудь. Но никогда не спрашивал ее прямо. Не спросил и в тот раз.
– Семь лет. По ощущениям – как семь тысяч. В окружении лиц полумертвых людей на полках. – Она вытерла глаза и жестом остановила меня, когда я захотел подойти. – Мы оставили их там. В морозильнике. Ушли и больше не вернулись. Не могли. Нам некуда было деваться. Либо идти на «Тамерлан», либо погибнуть. Мы долго это обсуждали. Спасти всех было невозможно. Но оставался шанс, что «Ашкелон» все еще в рабочем состоянии на борту. На нем поместилось бы полсотни человек в фуге. Пятьдесят человек из девяноста тысяч – крайне мало, но мы спасли бы хоть кого-нибудь…
Она взяла паузу и прикрыла глаза. Я отчетливо почувствовал ее эмоции, наблюдая, как ее голова наклонилась, словно в попытке вытряхнуть горе и сожаление из уха.
– …В нашем положении это можно было бы назвать победой, как бы ужасно это ни звучало.
Собравшись с духом, Валка выпрямилась и продолжила:
– «Тамерлан» не слишком бдительно охраняли. За годы, прошедшие с нашего прибытия, сьельсины перелопатили корабль. Это сразу стало понятно. Они расписали стены своей мазней, разорили каюты. Одни капсулы для фуги разломали, другие опустошили. В некоторых мы нашли… останки. – Она сглотнула. – Вероятно, они сделали проходы прямо к трюму. Рукава, шлюзы. Мы проникли внутрь через люк на верхней палубе и крайне удивились, не встретив сопротивления. Вскоре добрались до каюты охраны. Перевооружились и заменили краденую лотрианскую рацию. Затем разделились. Я отправилась искать «Ашкелон», спустилась вниз к ангарам для шаттлов, чтобы оценить их состояние. Остальные пошли на мостик. С тех пор… с тех пор я никого из них не видела живым.
Валка снова взяла долгую паузу, не отнимая руку от лица.
– Я служила в армии, – произнесла она наконец. – В молодости. В Демархии. В силах национальной обороны. Побывала в одном лишь сражении против прачарских сепаратистов. Мы никого не потеряли, но мне хватило. А тут… все. Все погибли.
Я опять поднялся, но Валка остановила меня. Она так долго держала это в себе, и я чувствовал ее боль.