Двигаясь по Чик-лейн по направлению к судебным иннам, мы не разговаривали, но потом Филип все же прервал тягостное молчание:
– Я слишком откровенно говорил о своих тайных думах, брат Шардлейк. Я знаю, что следует соблюдать осторожность.
– Ничего, – ответил я. – Трудно сдержаться, когда видишь такое. – Тут я вспомнил его замечание, что любого из нас может постичь то же самое, и, подумав, не связан ли он с радикалами, сменил тему. – Сегодня я встречаюсь с моей клиенткой миссис Слэннинг. Нам обоим нужно многое сделать, прежде чем процесс продолжится в сентябре.
Коулсвин иронически рассмеялся – словно залаял.
– Действительно. – Его взгляд говорил, что его мнение об этом деле совпадает с моим.
Мы доехали до Саффронского холма, где наши пути разошлись: Филипу нужно было в Грейс-Инн, а мне – в Линкольнс-Инн. Я еще не был готов взяться за работу и поэтому предложил:
– Может быть, по кружке пива, брат?
Мой коллега покачал головой:
– Спасибо, но не могу. Вернусь в инн, попытаюсь отвлечься какой-нибудь работой. Дай вам Бог доброго дня.
– И вам того же, брат.
Я смотрел, как адвокат, ссутулившись в седле, поехал прочь, но сам был еще не в силах вернуться в Линкольнс-Инн и, сняв шляпу и белую шапочку, поехал в Холборн.
* * *Я нашел тихий постоялый двор у церкви Святого Андрея. Наверное, он будет переполнен, когда толпа пойдет со Смитфилдской площади, но сейчас за столами сидели всего несколько стариков. Я взял кружку пива и устроился в тихом уголке. Пиво оказалось мутной бурдой, на поверхности которой плавала какая-то пленка.
Мои мысли, как часто бывало, вернулись к королеве. Я вспоминал, как впервые встретился с ней, когда она была еще леди Латимер. Мои чувства к ней не ослабли, хотя я и говорил себе, что это смешные, глупые фантазии, что мне нужно найти себе женщину своего положения, пока я еще не состарился. Я надеялся, что у нее нет никаких книг из нового запретного списка. Список этот был длинный – Лютер, Тиндейл, Ковердейл и, конечно, Джон Бойл, чья непристойная новая книга «Акты английских монахов» о монахах и монахинях пользовалась большой популярностью среди лондонских подмастерьев. У меня самого были старые экземпляры Тиндейла и Ковердейла. За их сдачу была объявлена амнистия, срок которой истекал через три недели, но я подумал, что безопаснее будет тихо сжечь их в саду.
В трактир вошла небольшая компания.
– Хорошо скрыться от этого запаха, – сказал один из посетителей.
– Это лучше, чем смрад лютеранства, – прорычал другой.
– Лютер умер, и его похоронили, и Эскью с остальными тоже.
– В сумерках шныряет множество других.
– Брось, давай выпьем! У них тут есть пироги?
Решив, что пора уходить, я допил пиво и вышел на улицу. Мне не удалось сегодня пообедать, но мысль о еде вызывала у меня тошноту.
* * *Я поехал назад через арку Линкольнс-Инн, снова в своей робе, черной шляпе и белой шапочке. Оставив Бытие в конюшне, пошел к себе в кабинет. К моему удивлению, контора кипела активностью. Все три моих работника – мой помощник Джек Барак, клерк Джон Скелли и новый ученик Николас Овертон – бешено разыскивали что-то среди бумаг на столах и полках.
– Божье наказание! – кричал Барак на Николаса, развязав ленту краткого изложения дела и начав быстро просматривать листы. – Не мог хотя бы запомнить, когда последний раз его видел?
Овертон, отвлекшись от просматривания другой стопки бумаг, поднял свое веснушчатое лицо под светло-рыжей шевелюрой.
– Дня два назад – может быть, три. Мне дали просмотреть столько документов…
Скелли внимательно посмотрел на Николаса через очки. Взгляд у него был снисходительным, но голос прозвучал строго:
– Просто если б вы запомнили, мастер Овертон, это немного сузило бы область поисков.
– Что тут происходит? – спросил я, остановившись в дверях.
Мои подручные были так заняты своими бешеными поисками, что не видели, как я вошел. Барак повернулся ко мне с рассерженным красным лицом над бородой:
– Мастер Николас потерял документ Карлингфорда о передаче собственности! Все свидетельства, что Карлингфорд – владелец своей земли, а документ нужно представить суду в первый же день сессии… Тупая дубина! – пробормотал он. – Безмозглый идиот!
Овертон, покраснев, посмотрел на меня:
– Я нечаянно.
Я вздохнул. Я взял этого молодого человека на работу два месяца назад по просьбе одного друга, барристера, перед которым я был в долгу, и уже почти жалел о том, что сделал это. Николас был из линкольнширской дворянской семьи и на двадцать втором году жизни, очевидно так и не решив, к чему лежит его сердце, согласился поработать год-другой в Линкольнс-Инн, чтобы понять, как закон может помочь ему управлять отцовским поместьем. Мой друг намекал, что между Николасом и его семьей произошел какой-то разлад, но уверял меня, что он хороший парень. И в самом деле, Овертон оказался добродушным, но безответственным. Как и большинство других джентльменов его возраста, он проводил много времени, исследуя лондонские злачные места, и уже имел неприятности из-за драки на мечах с другим студентом за проститутку. Этой весной король закрыл саутуоркские бордели, но в результате через реку в город стало ходить еще больше проституток. Большинство молодых дворян учились фехтованию на мечах, а их статус позволял им носить меч в городе, но таверны – неподходящее место, чтобы демонстрировать свою ловкость в этом деле. А острый меч – смертоносное оружие, особенно в неосторожных руках.
Посмотрев на высокую поджарую фигуру Овертона, я заметил под его ученической блузой зеленый камзол с разрезами, из-под которых виднелась подкладка из тонкого желтого дамаста, в нарушение правил инна, предписывающих ученикам носить скромное платье.
– Продолжайте искать, но спокойнее, – сказал я и спросил напрямик: – Николас, ты не выносил этот документ из конторы?
– Нет, мастер Шардлейк, – ответил парень. – Я знаю, что это запрещено. – У него была изысканная речь с легкой линкольнширской картавостью, а его лицо с длинным носом и округлым подбородком выглядело теперь очень расстроенным.
– Так же, как и ношение шелковых камзолов с разрезами. Ты хочешь неприятностей от казначея? Когда найдешь документ, ступай домой и переоденься, – велел я ему.
– Да, сэр, – смиренно ответил молодой человек.
– А когда сегодня придет миссис Слэннинг, я хочу, чтобы ты сидел при нашем разговоре и вел записи, – добавил я.
– Да, сэр.
– А если документ так и не найдется, останься допоздна и найди его.
– Сожжение закончилось? – неуверенно рискнул спросить Скелли.
– Да. Но я не хочу об этом говорить, – отрезал я.
Барак взглянул на меня:
– У меня для вас пара новостей. Новости хорошие, но не для огласки.
– Хорошие новости мне сегодня не помешают.
– Я думаю, – с сочувствием ответил Джек.
– Зайдем в