– Лео, – удивляется мне Левин, открывая дверь. Он изучает мое лицо. – Ты когда в последний раз брился?
– Час назад.
– Так я и думал. – Он отступает, пропуская меня в коридор. – Должно быть, у тебя что-то важное.
– Спасибо. Да.
Ключом к успеху Левина является потрясающая способность угадывать детали. Она проявилась еще в детстве, когда он увлеченно возился с железной дорогой и моделированием. Больше всего на свете маленького Чарльза привлекали игрушечные самолеты, здания, автомобили, флагманы и ландшафты в миниатюре. По деталям он отличал хорошую модель от посредственной. Сейчас его коллекция красуется в стеклянном шкафу, который простирается вдоль самой большой стены его светлой гостиной. Все расставлено в хронологическом порядке, и его жизнь видна как на ладони.
Наверху тихо. Из окон виден ряд домов, но на некотором расстоянии. Город не так душит здесь в своих объятиях. За деньги вполне можно купить в Стокгольме тишину. И дистанцию.
– Хочешь кофе? – спрашивает он, когда я устраиваюсь в удобном кресле у шкафа.
– И абсент, если есть.
– Абсент?
– Да.
– К сожалению, нет, – с прохладцей отвечает он.
– А вода?
– Это можно устроить.
Высокий и худой Левин с бритой головой носит пару круглых очков на кончике носа. На нем черные джинсы, белая майка и расстегнутая рубашка. Он только что вернулся из-за границы. На столе лежат брошюры об Аргентине. После того как от рака умерла его жена Эльса, он начал путешествовать, потому что она всегда хотела отправиться куда-нибудь, но этому всегда мешала работа Левина. В итоге она уезжала одна и показывала ему фотографии, когда возвращалась. Теперь Левин сам делает снимки. Когда он возвращается, всегда идет на ее могилу, показывает отснятое и рассказывает о поездке, как когда-то делала она.
Левин возвращается в гостиную с двумя чашками черного кофе и стаканом воды.
– До меня здесь жил полицейский, ты знал об этом?
– Нет.
– Хороший был парень. Начальник следственной комиссии по убийствам в прошлом. Переехал сюда после того, как развелся с женой.
Я достаю таблетку «Собрила» из внутреннего кармана и кладу на язык, глотаю, запивая водой.
– Я должен принимать три штуки в день, – отвечаю я на невысказанный вопрос Левина.
– Тебе еще нужно это?
– Они следят за тем, чтобы я принимал их.
– Тебе бы выбросить их…
– Может, ты и прав.
Мы отпиваем из своих чашек, не глядя друг на друга, как будто соблюдая некую церемонию. Но на самом деле я просто пытаюсь собраться с мыслями перед разговором. После происшествия на Готланде мы общаемся довольно сдержанно и прохладно. Я уверен, что он что-то скрывает от меня.
– Как ты поживаешь, Лео?
– Справляюсь.
– А Сэм?
– Мы не разговариваем. Только однажды она спросила, как мои дела, когда я вышел из больницы после Готланда.
Левин медленно кивает, как это сделал бы психолог.
– Итак, Лео. – Он подносит чашку к губам, прихлебывает. – У тебя ко мне дело?
– Верно.
– Про Готланд? Я больше ничего не слышал.
– Нет, речь о другом.
Это его удивляет. Он откидывается в кресле и закидывает ногу на ногу.
– Послушаем.
– В моем доме ночью погибла женщина. Убита выстрелом в висок с близкого расстояния. А преступник, судя по всему, призрак.
Видно, что Левин слышал о случившемся, но только сейчас понял, каким образом это связано со мной.
– Прямо под тобой, – тихо говорит он. – Правда?
– На расстоянии восьми-девяти метров. – Я откашливаюсь. – Ее звали Ребекка Саломонссон. Меня беспокоит ее смерть.
– Ребекка Саломонссон, – повторяет Левин.
– Ей было около двадцати пяти, наркоманка; возможно, проститутка.
– Женщин редко убивают, – задумчиво протягивает Левин и снова отхлебывает кофе. – Еще реже в них стреляют.
– А еще необычнее, что прошли уже сутки и никто не попал под подозрение. И даже мотива нет, насколько я знаю. Никто не знает, как он проник в «Чапмансгорден» через дверь и ушел через окно. Размер его ботинок – сорок третий, и он знает, как пользоваться мелкокалиберным оружием.
– Иногда случается, что нет нужного свидетеля или не хватает техники для грамотного анализа. Прошло не так много времени.
– Она что-то держала в руке, какое-то украшение, вроде цепочки.
– Правда?
– Думаю, это важно.
– Цепочка прошла экспертизу?
– Да.
– И что? – Левин вопросительно глядит на меня. – Через несколько дней результат будет готов.
Рассматривая свои руки, я говорю почти шепотом:
– Я хочу участвовать в расследовании.
– С учетом того, что ты и так живешь в этом доме, ты вполне можешь быть потенциальным свидетелем.
Я поднимаю на него глаза. Не вижу себя со стороны, но, думаю, во всем моем облике сквозит просьба. Глаза жжет.
– Ты знаешь, что я имею в виду. Мне нужно что-то делать. Мне нужно… Я не могу просто сидеть в своей чертовой квартире, курить и глотать таблетки. Мне нужно разрешение на действия.
Левин долгое время молчит, избегая моего взгляда.
– Что конкретно ты хочешь от меня, Лео?
– Я хочу вернуться к нормальной деятельности.
– Это не в моей компетенции.
– Ты и раньше занимался вещами, которые не входили в твою компетенцию.
– И как ты это себе представляешь? – спокойно спрашивает он и отпивает еще кофе.
Я колеблюсь, борясь с желанием спровоцировать его.
– Ты можешь мне помочь, – пробую по-другому. – Ты же знаешь, что я – хороший сыщик. Никто не знает, что на самом деле случилось в Висбю. Никто не знает, кто всех надул. Там был кошмар. Если б ты был там, то понял бы. Все случилось не из-за меня.
– Но это ты все испортил, – мгновенно похолодевшим голосом отвечает Левин. – Это ты застрелил Вальтерссона.
– И вся команда продала меня, – говорю я и только сейчас осознаю, что поднялся на ноги и стою над Левином, который сидит в кресле и выглядит странно маленьким. Мой голос дрожит. – Ты мне за это должен.
– Не думаю, что нам с тобой уместно говорить о долге, Лео. Этот спор тебе не выиграть.
Я чувствую, как против своей воли опускаюсь обратно в кресло.
– Я просто…Что-то не так с этой Саломонссон.
Левин задумчиво почесывает свою лысую голову, в том месте, где начинает слезать загар.
– Кто официально расследует это дело?
– Бирк.
– Значит, главный там – Петтерсен.
Улаф Петтерсен – единственный прокурор шведско-норвежского происхождения в Доме. И единственный человек, которому напрямую отчитывается Габриэль Бирк.
– Если ты всерьез считаешь, что здесь что-то нечисто, – начинает Левин, – тогда делай, как считаешь нужным. Но, – добавляет он, – ты до сих пор не сообщил, почему думаешь, что это происшествие необычно. Такое происходит постоянно.
– Я не могу поступать, как считаю нужным, без официального разрешения.
– Я слишком хорошо о тебе думал? – Левин отрывает от туристической брошюры кусочек бумаги, вытаскивает из заднего кармана джинсов ручку и пишет что-то на нем. – Используй свое воображение. И звони по этому номеру, если тебе потребуется помощь.
Я смотрю на записку.
– А что это за номер?
– Одного