— Марси смеется… нет хохочет вам в лицо, — ответила медиум и посмотрела на старика, а затем ее носик брезгливо сморщился. — И она плюнула вам на голову.
Мистер Шин издал злой протяжный рык и потряс кулаками в воздухе. А потом, покрасневший и пристыженный, пулей вылетел из комнаты. Послышался громкий хлопок входной двери. Рианнон сердито поглядела ему вслед.
— Эй, вы не рассчитались! — Она перевела недовольный взгляд на дворецкого. — Говорила же, надо брать с них плату заранее.
Меж тем чудеса продолжались. Медиум тряхнула головой, и ее лицо внезапно смягчилось. Таня изумленно глядела на то, как изменилась ее хозяйка. Из хамоватой, резкой особы женщина преобразилась в нежную и кроткую. Каждая ее черточка разгладилась, а в глазах зажглась глубокая тоска.
— Не грусти, мама, — обратилась она к Флоренс, которая уже еле сдерживала слезы. Женщина, прижав платок ко рту, вздрагивала от беззвучных рыданий.
— Здесь хорошо, — нежно продолжала Рианнон, — тепло и светло. И здесь папа, он заботится обо мне.
У Тани мороз по коже прошел от этих слов. Видя, как страдает Флоренс О'Брайн, девушка в этот момент почти ненавидела мадам Бланшар. Догадавшись, что клиентка пришла поговорить с умершим ребенком, а беспринципная мошенница наживается на ее горе, в Тане вспыхнул праведный гнев. Все же она правильно сделала, что решила засадить мерзавку за решетку. Там ей самое место!
А в это время на столе ожила доска Уиджи. Ее деревянный указатель заходил в разные стороны, от буквы к букве, превращая их в слова и предложения. А так как доска для спиритических сеансов находилась в аккурат напротив Дориана Льюиса, Таня верно решила, что это действо обращено к нему. Мужчина тоже это понял, так как склонил голову и сурово наблюдал, что пишут ему призраки, созданные Рианнон. Его лицо напряглось, на скулах заходили желваки. Видимо, Дориана не очень радовало то, что он читал.
Истошный женский вопль отвлек девушку и заставил вздрогнуть. "Швабра" и студентка, уставившись искаженными от страха лицами в одну сторону, дружно кричали. Таня проследила за их взглядами и едва сама не присоединилась к общей панике. В углу у потолка парило в воздухе приведение. Эта была женщина или молодая девушка — Таня не разобрала, — бледная, почти прозрачная. Ее густые волосы развивались в разные стороны, платье колыхалось, а рот беззвучно двигался, словно неприкаянная душа хотела сказать что-то, но у нее ничего не получалось. Выкинув руку вперед, призрак ткнула указательным пальцем в одного из клиентов, сидевших за столом.
— Бернард! — послышался тревожный голос хозяйки.
Таня с трудом оторвалась от созерцания приведения и перевела удивленный взгляд на медиума. Браво, мадам Бланшар, это то, что она так хотела увидеть. Рианнон в деле. Но к ее большому изумлению, медиум не глядела на всех с чувством собственного достоинства и важности. Ее озабоченный взгляд был обращен в сторону "швабры" Жаклин, которая побелела словно мел и как-то странно покачивалась.
Дворецкий подскочил как раз вовремя. Он успел подхватить женщину на руки, перед тем, как та упала в обморок. Так вот зачем был нужен Бернард. И как это Рианнон все успевает: и шоу устраивать и следить за реакцией клиентов?
Дворецкий тем временем поднял Жаклин и, распахнув двери комнаты ногой, вынес женщину в гостиную и заботливо уложил на диван.
Таня, наконец, вспомнила про детектива Ланкастера и посмотрела на него. Марк стоял на том же месте и в той же позе. Но что-то изменилось в его хмуром лице. Он не отрывал от Рианнон долгого странного взгляда. Что было в его глазах: удивление, неверие, злость или, может, уважение? Увы, темнота скрывала от журналистки его чувства. Но дальше случилось то, что даже во мраке комнаты дало Тане возможность увидеть истинные эмоции детектива.
Медиум, словно прочитав ее мысли, обернулась к мужчине. Она склонила голову набок и открыла рот, но тот голос, что издала мадам Бланшар, ей не принадлежал. Он был звонким и певучим, подходившим больше юной девушке.
— О, Алехандро! Мой бедный Алехандро! Как вы могли с ним так поступить? Всем же известно, что мой брат и мухи не обидит. А вы довели его до самоубийства, и если он умрет, это будет на вашей совести, детектив! — в голосе слышались искреннее отчаяние и укоризна.
Марк оторвался от стены и с неподдельным изумлением уставился на Рианнон.
— Кто вы? — хрипло спросил он.
— Венди Торнтон! Двести восемьдесят пять Лонг-стрит, Биксби, округ Оклахома-Сити, — теперь голос просто сочился иронией. — Хотя уже нет. Теперь место моего обитания находится немножко ниже города — на местном кладбище!
В комнате послышались охи, вздохи и даже всхлипы. Так клиенты реагировали на происходившее здесь нечто. На впалых щеках Марка появились два красных пятна. Недоверие и изумление читались в его глазах. Венди, точнее, Рианнон снова обратилась к мужчине.
— Это все мерзавец Клэй Соумс виноват! Я говорила ему, что не люблю его, а он словно с катушек слетел.
Марк, справившись с первоначальной оторопью, постарался действовать как детектив:
— О ком идет речь? Кто этот Соумс?
— Наш сосед. Он с детства был таким, птиц морил, а когда вырос, вбил в свою дурную голову, что я должна принадлежать ему. — Рианнон поморщилась. — Все не могу забыть его руки на моей шее.
А вот руки Ланкастера непроизвольно сжались в кулаки. Таня прищурилась. Нет, нет, не может быть, чтобы этот человек… О, Боже! Она же ничего особенного не говорит! Как ты, такой разумный, рациональный, скептически настроенный, можешь принимать на веру все, что молвит эта женщина?! Девушке захотелось вскочить с места и хорошенько встряхнуть детектива. Опомнись, кричало ее сердце, она же обманывает тебя!
Но Рианнон, словно прочитав ее мысли, нанесла смертельный удар:
— Не веришь мне, — произнес звонкий голосок, — устрой в его доме обыск. Помнишь следы цепочки, что ваш патологоанатом обнаружил на моей шее? Так вот, мой кулон, что он сорвал в ту ночь и забрал себе, хранится в коробке из-под обуви в его комнате.
Воцарилась гнетущая тишина. Тане даже показалось, что она не дышит. Марк во все глаза смотрел на медиума, и молодая журналистка буквально чувствовала, как в его голове крутится сложный механизм осознания слов мадам Бланшар.
Внезапно женщина повела плечами и встряхнулась, будто пыталась что-то оттолкнуть от себя. Секунду спустя ее лицо приобрел знакомое недовольно-надменное выражение.
— Прочь из моего тела!
Женщина повернулась вбок и сердито рявкнула на кого-то, видимого только ей.
— Терпеть не могу, когда вы лезете в мое тело! И что с того, что ты хочешь говорить? Говори — я переведу!
Послышался глухой хлопок. Теперь уже студентка