– Известно, что означает, – вмешался Федя. – Оборотня. Ликана, то есть. Вроде бы, днем человек, а ночью в зверя обращается и на охоту выходит. Ну совсем как наш убийца.
– Тогда почему такие знаки именно на жертвах? – спросил Горохов. – Они ведь не оборотни.
– Может, таким образом он оставляет свою фирменную метку? – предположил Катков. – Как хищник метит территорию?
– Не-е, – замотал головой Вася. – Вот у меня, например, кот квартиру метит – в тапки ссыт. Не похоже, что татуировки – это мечение территории.
– Вообще-то, метят по-разному, – поддержал Каткова Федя. – Медведь, например, сдирает с дерева кору, я «В мире животных» видел.
– Согласен, – кивнул Горохов. – Вот только сомневаюсь, что знак этот оборотня символизирует.
– Волчья голова, – взял я слово, выудив из памяти знания из девяностых, – воровской знак, символ уважения среди зеков, имеющих очень высокий ранг, это как некий вызов ментам. Означает что-то вроде: «Догони меня – все равно умрешь первым».
– Хм… Похоже на воровские разборки, – Никита Егорович задумчиво потер седеющие виски. – Этого нам еще не хватало. Вот только жертвы у нас несудимые и в криминальных делишках никоим образом не замеченные. Ну, хорошо. Предположим, что убийца имеет некое отношение к воровской среде, но зачем бы он оставлял такие рисунки?
– Может, это послание? – предположил я. – Нам, сотрудникам правоохранительных органов. Мол, хрен вы меня поймаете.
– Вроде черной кошки. Возможно… – Горохов сел и откинулся на колченогом стуле. Тот заскрипел, но выдержал. – Пока загадок, больше чем версий… Странный у нас маньяк, товарищи, нарисовался. Но тем интереснее будет его переиграть. А сейчас проведем небольшой эксперимент.
Горохов хитро улыбнулся и раздал каждому из нас по фотокарточке с изображением «татуировки» с плеча Бочкина:
– Вам задание, товарищи. Перерисуйте себе в рабочие блокноты эту псину.
– Зачем? – недоумевал Федя. – Мы можем и фотографиями воспользоваться, если надо. Я вообще не помню, когда в последний раз рисовал. В школе, наверное, на уроке рисования. Вазу с яблоками на куске шторины. Натюрморт называется, как щас помню.
– Рисуй. Это приказ, – настоял следователь. – Пять минут на выполнение задания. Время пошло.
– Что, прямо сейчас… – обреченно пробормотал Погодин.
Мы принялись корпеть над странным поручением. Я лишних вопросов не задавал, знал, что неспроста это задание нам поручили. Никита Егорович что-то хочет этим проверить.
– Готово! – первым воскликнул Вася и торжественно помахал блокнотом, когда мы еще пыхтели, выводя глаза, клыки и прочие уши.
– Это что? – Горохов подошел к Жмыху, взяв в руки его мазню, брови его встали домиком. – Крыса?
– Как сумел, – пожал плечами Вася. – Между прочим, некоторые крысы, если их много, опаснее волка.
– Задание было не зоопарк рисовать, а скопировать рисунок! – раздраженно проговорил Никита Егорович.
– Ну, я же не виноват, что у меня все звери на одно лицо получаются. То есть, морду. Я только крыс умею рисовать. Ну и ежей еще. Если крысе подрисовать колючки, то ёж получится.
Горохов вздохнул, прижав ладонь ко лбу, и с надеждой подошел к остальным. Глянул на наши художества.
– Ну, вот! Другое дело. Отлично, – потирал он руки, после крысы его настроение вмиг улучшилось, он собрал розданные фотографии. – А теперь перелистните листок в блокноте и попробуйте воспроизвести рисунок по памяти. Без натуры, так сказать.
– А, я понял, зачем это! – воскликнул Федя. – Это чтобы мы лучше запомнили татуировку?
– И это тоже, – многозначительно хмыкнул следователь.
Мы снова стали шуршать карандашами «Ленинград». Второй раз получилось даже быстрее. Хоть мой волк и был больше похож на овчарку-ищейку, но все же сходство с татушкой-первоисточником явно улавливалось. У Каткова волк больше напоминал добродушную таксу. Зато Светин волчара вышел как надо. Казалось, его глаза горят, а из пасти слюна капает. Еще даже кровожаднее получился, чем в оригинале.
Горохов, будто школьный учитель, прошелся «по рядам» и собрал рисунки. С довольным выражением на лице показал их нам:
– Итак, товарищи! – следователь хитро прищурился. – Вы все, точнее, почти все, справились с заданием. И что это значит?
– Что каждый из них может быть этим самым убийцей, – уверенно заключил Жмых. – Кроме меня, конечно.
– Нет, – Катков поднял руку, как в школе, требуя молчаливого внимания к главному выводу. – Это значит, что для воспроизведения рисунка не требуется особых художественных навыков. При определенной тренировке такую ложную татуировку может нарисовать практически каждый нормальный человек. Ну, кроме Васи, конечно.
– Садись, Алеша, пять, – кивнул Горохов. – Все правильно сказал. Наш маньяк, скорее всего, не обладает особыми художественными навыками. Просто рисует некий знак, который научился копировать.
* * *
Секций борьбы в Михайловске оказалось немного. Для взрослых – так вообще одна лишь по дзюдо. Мы с Федей разделились. Он вызвался проверить дзюдоистов, пока я «шмонал» детских тренеров по секциям вольников и классиков.
Особо ничего не нарыл, а вот Погодин, кажется, напал на след, хотя я к его высказываниям отнесся поначалу скептически.
– Андрюха, – мы сидели с Погодиным в местной «стекляшке» и лопали шарики пломбира из заиндевевших креманок. – Странные какие-то эти дзюдоисты.
– В чем странность? – я с наслаждением колупал лакомство, уже восемь лет здесь, но всё не привык удивляться вкусу из детства.
– Во-первых, все слишком взрослые. Подростков и молодежи среди них нет.
– Бывает, – хмыкнул я, разглядывая советский плакат, на котором щекастый малец уплетал эскимо. – Все-таки восточное единоборство. Раньше за него даже сажали, как за карате. Правда, давно это было. И потом, не каждый может позволить себе заниматься таким спортом. Это же кимоно надо приобрести.
– Да не в этом дело… – поморщился Федя. – Там дядьки на спортсменов не похожи.
– Как это? – я уже с интересом уставился на напарника.
– Ну, не знаю… Больше сидельцев напоминают, что ли. Морды жизнью потертые, угловатые. Еще и курят. Где ты видел, чтобы спортсмены курили?
– Всякое бывает. Это ж любительская секция.
– Да ты дальше слушай… – Федя понизил голос и огляделся. – Самое любопытное, что тренер их знает эту татуировку. С волчьей головой. Но мне сказал, что впервые видит, когда я ему фото показывал.
– Так-с… Поподробнее, Федя.
– Ну, я пришел к ним, так и так, из милиции, говорю. Показал фото, спросил, не знаком ли рисуночек, всё как положено. Он как-то напрягся сразу весь, а потом вроде как работой занялся. Дескать, не до меня ему совсем. Стал на своих покрикивать, которые в зале возились, указания им давать. В общем, в тренировочный процесс ушел с головой, всем видом показывал, что я, типа, ему мешаю. Я вопросики позадавал, конечно, он вроде отвечал. Через раз. Но видно, что фотка его зацепила. Думаю, нам надо с