4 страница
Тема
и маленькое окошко, затянутое полупрозрачной слюдой, освещало дневным светом эту крохотную комнатушку.

Во-первых, он находится в людском поселении и его худо-бедно перевязали, это хорошо. Во-вторых, на космос всё это мало походило, скорее, на какое-то темное средневековье — а это уже плохо. И ещё хуже, что он понятия не имеет, как сюда попал. Дима вспомнил, как попытался встать после ранения в голову, в гранитной пещере еще на Еве, в окружении друзей. А дальше он очутился в глухом таежном лесу и первый человек, который ему встречается, обращается в зверя и отправляет его в нокаут во второй раз за два дня.

Он бы и дальше лежал, не двигаясь и регенерируя, но на ноги его подняла Великая Сила — Любопытство. Интерфейс подсказал, что в отключке, он провел чуть больше часа и до полной регенерации ему потребуется еще столько же времени. Флинт открыл дверь, сколоченную из грубых досок и, щурясь от дневного солнца одним глазом, вышел на улицу.

Дима и впрямь оказался в деревне, вот только все дома в этом селении, находились, как бы, под корнями исполинских деревьев. На ум приходили только гиганты секвойи или баобабы, но нет, это были дубы, и ясени. Видимо, дерево сажалось на землянку и со временем оплетало ее корнями, становясь могучими стенами и крышей. Вот только, сколько столетий нужно для этого?

По улицам, мощеным крупной морской галькой, сновали местные жители. Ни ников, ни уровней над их головами не было, словно это не игра, а настоящий мир.

Дима и еще раз оглядел свой интерфейс и убедился, что находится в виртуальности. Только в какой-то другой, отличной от Квази Эпсилон.

Жители ходили в простой холщовой или льняной одежде, развешивали у домов стираное белье, вокруг бегали и играли дети, размахивая деревянными мечами и палочками. Причём, детская игра велась не только на улицах, но и в кронах гигантских деревьев. Но никто из взрослых не старался ни снять, ни пожурить сорванцов за столь опасные игры.

Плинтус оказался за дверью и, завидев хозяина, начал по-кошачьи ластиться, стараясь лизнуть в щеку шершавым языком. А еще, на улице, помимо женщин и детей, появились несколько мужиков. Они окружили двор землянки Димы. Из-за их спин вышел суховатый старик, в сопровождении двух отроков. Вся троица, была одета не так как все остальные жители, поэтому Флинт определил их как жрецов, или лекарей: балахоны с высоким воротом, с поясом из толстой пеньковой веревки, на которой висят различные вещи непонятного назначения и нож, с коротким изогнутым лезвием. Из-за высокого ворота виднелись одни глаза.

У старшего, сухопарого, старика, в одежде было одно отличие, выдававшего в нем главного: пуговицы из потемневшего серебра на воротнике балахона. У остальных его спутников, пуговицы были костяными.

Старик и завел разговор, его голос по-старчески дрожал и слегка приглушался за массивным воротом.

— Откуда ты, смуглый, и зачем прибыл на землю Росомах? — глаза у старика выцвели и слезились от старости.

— Я — Флинт, прибыл я сюда… — тут Дима решил немного соврать —..Не знаю, как прибыл, очнулся в лесу с Плинтусом, ну с енотом моим, услышал пение и окликнул девушку, а она… — Дима решил умолчать о видении. Кто его знает, какие порядки у этих ролевиков или аборигенов. Уж больно напрягало отсутствие никнеймов и уровней.

— …А меч тебе зачем, если ты ничего скверного не помыслял? — старик прищурился и поджал губы в тонкую нитку.

— Так что мне, саблю нужно было выбросить? Так я и бросил, чтобы не пугать девку, и сейчас жалею. — Попаданец подсознательно провел рукой по подсохшим шрамам и чудом не задетому и заплывшему правому глазу.

В мыслях Дима сокрушался, что бросил свою саблю. Тогда бы ему было чем ответить тому оборотню.

— Мечу годно в ножнах быть, коли ничего дурного не умыслил ты, чужак. — Дед гневно повысил голос и тоже, как бы невзначай, взялся за камышовую тростинку, висевшую на поясе из бичевки.

— Хотел бы я увидеть те ножны что удержат Шипы Акации тернового венца. — усмехнулся Флинт. Он сам много раз пытался сделать ножны, но сабля, раз за разом разрезала их, словно простыню. — Сабля режет любые ножны, потому я и ношу ее в руках.

— Не сочиняй нелепиц, чужак. — Возмутился старик, уже отвязав тростинку, похожую по размерам на шариковую ручку. — Вересь, сходи, принеси меч. Ткнем чужого мордой в его ересь. — Обратился он к тому из подручных, что был помладше.

Парень ничего не ответил, только кивнул и скрылся за стоящими стеной мужиками. Здоровые, хорошие богатыри, словно списанные из былин и детских сказок. Тот, что постарше, чем Илья Муромец? Или этот, молодой, но видно что спокойно может кости на палец наматывать, разве не так должен выглядеть Алёша Попович?

Парнишка вернулся через пару минут, неся саблю на широкой доске, на вытянутых руках. Видно боязно ему было, после моих слов к ней прикасаться. Оно и лучше, кто его знает, как поведет себя Акация в чужой руке.

— Ну что, приблуда, готов признать, что нагло врал? — Дед затряс своим сухоньким сморщенным кулаком с зажатой тростинкой перед лицом Димы. — Давай посмотрим на то, какой хваленный у тебя меч, богатырь. — Уже с издевкой в голосе, произнес из-за высокого ворота этот старикан.

— Нет, а ты не боишься, что я возьму, да и?.. Я же, как ты сказал, приблуда чужеземная. — Флинт озвучил подозрительную для него вещь.

То, что этот выживающий из ума старикан, вот так вот, сам вооружает подозрительного пришлого, никак не вязалось с происходящим, в этой ситуации. По-хорошему, он должен приказать заковать Флинта в кандалы, или хотя бы вооружить окружавших молодцов копьями или арбалетами. Но не все мужики вокруг были здоровы как молодые медведи и абсолютно безоружны.

— Как будто, ты что-то сможешь сделать с этой железякой, или без эвоной. — С сарказмом в голосе передразнил его жрец.

Ну, раз этого, выжившего из ума старика не беспокоила его собственная безопасность — это сугубо его дело. Поэтому, пожав плечами, Дима взялся за рукоятку своей Акации. Холодная стальная рукоять приняла руку хозяина, как влитая. Плинтус шагнул назад, чтобы не задеть ненароком храмовника, превозмогая боль, Флинт несколько раз взмахнул саблей по-гусарски над головой.

— Мы не девки, нечего перед нами выёживаться. Лови! — произнес старикан и бросил в довесок подкову.

Акация не подвела и рассечённая пополам подкова упала на траву. Жрец охнул и отступил, а Дима не удержался, закрутил саблей мельницу. Вот это и была его ошибка: удалое владение саблей, было расценено как акт агрессии, и полдюжины мужиков начали на месте обращаться в таких же тварей, что вырубила его в лесу.

Но прежде чем удалые, медведеподобные, оборотни накинулись на него, тот