– А ты видел, что стало с нашим другом?

– Течение там жуткое, я же говорил. Он больше не будет нам докучать. Кстати, я уже два раза попросил тебя заткнуться!

– Мне надо в туалет! – взмолилась я.

– Какая разница, сходи здесь, у тебя все равно одежда мокрая. Развязывать тебя не собираюсь, даже и не мечтай.

– Как мило!

– Я же сказал: заткнись!

Мне не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за кучевыми облаками, то и дело проступающими из темноты. Устав от этого, я стала разглядывать да Сильву. Когда надоело и это, каким-то образом я умудрилась снова провалиться в сон.

В следующий раз я проснулась от толчка – шлюпка скребла дном сушу. Да Сильва склонился надо мной и, мило прижав меня коленом к скамейке, расстегнул наручник. Следы на палубе подсказали мне, что на шлюпке мы были не одни, хотя ничего, кроме груди да Сильвы, мне не было видно.

– Шлюпку можно бросить прямо тут, – спокойно произнес он, но я чувствовала исходящий от него соленый, с кислинкой запах пота – полицейский явно чего-то боялся. – Поднимайся!

Я послушно встала. Корма шлюпки, где раньше сидел да Сильва, все еще покачивалась на волнах. Чьи-то руки подняли меня, я изо всех сил вглядывалась в темноту, пытаясь рассмотреть лицо, но как только мои ноги снова коснулись земли, мне тут же завязали глаза. Все было проделано так быстро и профессионально, что я сразу поняла: кричать бессмысленно.

– Вы двое ведете ее. Я – за вами, – сказал да Сильва на каком-то южном диалекте, который я понимала с трудом, и меня тут же подхватили под локти.

– Сюда, синьорина, – произнес чей-то голос.

От говорившего несло рыбой и луком. От холода у меня совсем занемели ноги, но я, спотыкаясь, полезла вверх по крутому песчаному склону.

– Минутку… Вот мы и на месте, – по-деловому бесстрастно произнес Вонючка, как будто для него все это было обычным делом. – Теперь садитесь в машину. Вот так. Attenzione alla testa[1].

Я с облегчением рухнула на мягкое кожаное сиденье. Вонючка пристегнул меня, и машина слегка просела, когда в нее залезли мужчины. Тепло, наконец-то мне тепло! Какое блаженство и какая роскошь! Если они избавятся от меня сейчас, я имею все шансы умереть счастливым человеком!

В начале пути я пыталась считать секунды, чтобы знать, на каком мы расстоянии от моря, но скоро бросила эту затею. Все эти приемчики, которыми рекомендуют пользоваться в случае похищения, не особенно актуальны: посылку с моим отрезанным ухом и послать-то некуда… Скорее всего, они везут меня в какую-нибудь дыру в сельской местности, пристрелят там и выбросят тело в канаву.

– Пора выходить, – раздался голос да Сильвы, как только заглох двигатель.

Мы с Вонючкой снова проделали странный кульбит «преступник – полицейский»: он вывел меня из машины, пригибая мне голову вниз.

– Сюда.

В груди глухими толчками забился страх. Из последних сил я сдерживала импульс попытаться сбежать, потом раздался щелчок замка, мой охранник толкнул меня вперед. Еще один щелчок. Непроизвольно я начала считать шаги, они включили свет, и теперь сквозь темную повязку я различала едва заметное свечение.

– Стой где стоишь! – приказал да Сильва. – Когда услышишь, что дверь закрылась, можешь снять повязку. Не раньше. Поняла?

С трудом, но я все-таки кивнула. Раздались шаги, скрип петель, дверь хлопнула, вспыхнула лампочка под потолком.

Комната напоминала гараж или сарай – бетонные стены, пыльный бетонный пол, ни одного окна. В углу валялся потрепанный голубой спальник, рядом стояли пластмассовый садовый стул и ведро. На спинке стула висела на удивление аккуратно сложенная мужская рубашка, а сверху – полотенце. Рядом со стулом обнаружилась фарфоровая тарелка в цветочек, а на ней – сэндвич и апельсин. Двухлитровая бутылка воды. Больше ничего. Несколько минут я простояла, прижавшись к стене и дрожа, прислушиваясь к малейшему шороху. Наконец, убедившись, что я в одиночестве, я, словно дикое животное, набросилась на сэндвич, проглотила его, практически не жуя, и выхлебала полбутылки воды, чтобы сухой хлеб и ветчина не так сильно царапали воспаленное от морской воды горло. Даже не помню, когда я ела в последний раз, – два дня назад? Доев все до последней крошки, я налила немного воды на ладони и смыла соль с лица, с трудом стянула с себя джинсы и надела рубашку. Апельсин решила оставить на потом, чтобы растянуть удовольствие.

Несколько кругов по бетонному полу, растяжка, чтобы оживить затекшее от бездействия тело, – вот и все развлечения на вечер. Подойдя к двери и прислушавшись, я не услышала ничего: ни щелканья зажигалки, ни разговоров вполголоса, ни шарканья ног. С внутренней стороны двери ручки не было, поэтому я толкнула ее ладонями, чтобы узнать, услышит ли меня кто-то. Совершенно неизвестно, где я нахожусь, но сейчас меня явно оставили одну. Медленно почистив апельсин и разделив его на дольки, я уселась на пол. Если они собираются меня убить, то зачем оставлять мне еду? И кто такие «они»? Полагаю, коллеги да Сильвы, вот только не в форме финансовой полиции. Меня не особенно радовала перспектива спать в мешке на полу, но тем не менее я забралась в него, согрелась и калачиком свернулась в углу. Голая лампочка под потолком освещала центр комнаты, оставляя тусклые тени по углам.

Из-за крайней степени усталости и перевозбуждения мозг работал в бешеном ритме, и мне никак не удавалось уснуть. Когда я наконец задремала, подсознание выдало мне нарезку из событий последних дней: падающий на пол моей венецианской квартиры скелет Элвина Спенсера, допрос у да Сильвы в участке, долгая, безмолвная поездка на машине через всю Италию. Проснувшись, я попыталась привести мысли в порядок, но, когда в дверь вошел Кэмерон Фицпатрик с охапкой окровавленных простыней, я поняла, что все еще сплю и вижу кошмар. Фицпатрик давно мертв. Кому знать, как не мне, ведь именно я убила его несколько лет назад в Риме. Потом мне приснился да Сильва. Черное небо, шлюпка плывет по морским волнам, но вскоре море превращается в ванну, холодная вода едва уловимо пахнет миндалем и мягко-мягко затягивает меня на дно…

Резко проснувшись от собственного храпа, я с трудом пошевелила онемевшими от сна на бетонном полу конечностями в монотонном свете лампочки. Сначала я даже не могла сообразить, сколько прошло времени – несколько минут или дней? Из-под двери виднелась узкая полоска света. Не вылезая из спальника и извиваясь, как гусеница, я подползла к двери, прихватила по дороге бутылку с водой и села.

Я думала, что веду свою игру, что сама устанавливаю правила. Однако моя игра оказалась лишь частью чужой игры, огромной сети, которую начали плести задолго до меня, и теперь эта невидимая паутина облепила