Сочувствующий Уотсон рассказывает о Холмсе, когда очередное дело раскрыто, и идет на все, дабы представить Холмса в самом выгодном свете. Даже после их размолвки из-за того, что Холмс пошел на нарушение закона и оскорбил горничную в «Конце Чарльза Огастеса Милвертона», Уотсон быстро идет на мировую. Фигура Холмса заполняет все повествовательное пространство. Мы видим мораль, закон и преступление исключительно его глазами. Только потому, что Уотсон — благодарный слушатель и партнер, такими же благодарными оказываются и читатели.
Хаусу в этом отношении не повезло. Телевидение по естественным причинам избегает повествования от первого лица. Камера объективна, она не отражает восприятие отдельного субъективного рассказчика. Поэтому нам показывают отрицательную реакцию на Хауса со стороны Кадди, Кэмерон и Уилсона и, конечно, пациентов. Несмотря на моральные недостатки разных больных — в этом они похожи на многих преступников и даже некоторых клиентов Холмса, — мы, как зрители, сочувствуем людям, испытывающим боль. Нам легче представить самих себя на больничной койке, в смятении, в страдании, старающихся не говорить лишнего о себе, чем в роли отчима, пытающего убить приемную дочь с помощью ядовитой змеи.
Это не означает, что в сериале нет ни одного ракурса, показывающего Хауса с положительной стороны. Третий сезон и появление Триттера, мстительного полицейского, который предъявил Хаусу обвинение в употреблении наркотиков, внесли лепту в изображение Хауса более человечным. Если бы все серии сезона свелись к одной — «Закон и порядок» — или к похожему фильму о полицейских, мы бы, конечно, испытали ненависть к Хаусу и ко всем высокомерным врачам, которые ищут пути обхода и даже нарушения закона для того, чтобы защитить своего замечательного друга. Мы бы все сорок минут смотрели, как Триттер настаивает на том, чтобы ему дали полномочия заморозить счета и запретить доктору Уилсону выписывать рецепты. А если бы Хауса показали, то лишь на несколько минут, чтобы мы увидели, как он ухмыляется, увиливает от прямою ответа, а затем — как его морально раздавят парой неудобных вопросов. С точки зрения Хауса и всей больницы тактика полицейского кажется агрессивной, оскорбительной, просто невероятной.
Всю серию Триттер требует, чтобы Хауса отстранили от работы, потому что он наркоман и в один прекрасный день может угробить пациента из-за своей наркозависимости и эгоцентризма. (Да разве есть врач, ни разу не потерявший больного, и разве есть судья, не поставивший под сомнение невиновность этого врача?) Но Хаус людей не убивал, хотя, бывало, облегчал уход из жизни одних и спасал других. Он спасает жизни людей, и это все, что его интересует. Уилсон и его ассистенты зачастую обвиняют Хауса в том, что он слишком зациклен на разгадывании «загадки»; в серии «Меня не реанимировать» (1–9) Уилсон даже выдумывает психологический термин для обозначения этой страсти Хауса: «комплекс Рубика». Но дело не в этом. Дело в том, что Хаус действительно берется только за те случаи, которые ему интересны. Но сколько загадок и тайн он оставляет без внимания! Он не проводит научных исследований, его не особо интересуют данные анализов, он не тратит время и не распутывает внешне мудреные проблемы здравоохранения.[35] Если бы ему было интересно просто разгадывать эти загадки, он бы не стал ломать копья, а сидел бы в лаборатории, удовлетворяя свое любопытство. А раз он этого не делает, значит, ему хочется чего-то большего.
В конечном счете Хаус любит жизнь… И ненавидит людей. Жизнь для него — не просто испытание перед уходом в загробный мир, единственное, что для него имеет значение, — это количество прожитых часов и то, как эти часы прожиты. В серии «Найти Иуду» (3–9), когда ему задали вопрос о том, как будет жить девочка после ампутации руки, он ответил: «Главное в жизни — как ты живешь».
Он любит риск, и когда дело касается спасения умирающего, он отбрасывает в сторону вежливость, фальшь и глупые правила. Он не впадает в ярость, когда выясняется, что люди лгут и обманывают; какого бы мнения он ни был о больных или о чем-либо еще, это ему не мешает их спасать. Весь смысл заключается в том, чтобы жить.
Мораль других врачей и даже зрителей, по сути, основана на идее, что наша жизнь на самом деле это испытание и что после смерти мы будем вознаграждены или наказаны. Как атеист и врач Хаус хочет дать каждому, с кем он сталкивается, второй шанс. Большинство врачей хорошо справляются с типичными заболеваниями, но Хаус знает, что иногда только он может поставить правильный диагноз. Многие врачи не только ошиблись бы в диагнозе, но зачастую лучше опустили бы руки, чем стали бороться с болезнью, идти против закона или терпеть сочувственные взгляды коллег. Если жизнь под угрозой, закон и внешние приличия уходят на задний план.
К несчастью для Хауса, но к счастью для телесериала как такового, у Хауса нет защитников, кроме него самого. А он не торопится защищать себя, ему нет дела до водоворота экономического и социального хаоса, который царит повсюду, он делает свою работу: спасает жизни. Прочие герои также не могут защитить Хауса. Кадди восхищается Хаусом и результатами его работы, но по большому счету и в силу своего служебного положения она не считает, что в сумасшествии есть рациональное зерно. Уилсона не интересует человеческая натура; он не только не может сохранить отношения, но ошибается в каждом своем утверждении относительно Хауса, начиная с синдрома Аспергера и заканчивая его своенравием и одиночеством. Кэмерон в Хаусе видит только жертву, нуждающуюся в помощи. Форман не испытывает симпатии к Хаусу, а Чейз в нем ищет второго отца. Есть еще Стэйси Уорнер, порывающаяся спасать жизни, главным образом — жизнь Хауса, но ее желания остается всего лишь желанием.
Итак, «Доктор Хаус» — это исследование характера Шерлока Холмса с точки зрения эгалитарной культуры XXI века. В викторианской Англии джентльмены пользовались значительной свободой, тяжбы против них были достаточно редким делом, а у низших слоев общества никогда не было платформы для жалоб. Сегодня, в постмодернистской Америке, мы все равны, и то, что мы