Но при чем тут любовь?
Для любви нужен равный!
– Не грусти, – Маша Ковалева нежно коснулась ее локтя – видимо все Катины мысли были прописаны у нее на лице.
Маша, младшая из трех Хранительниц Города, и уговорила Катю пойти сюда, во Владимирский, к открытым на один день мощам мученицы Варвары – самой известной на Киеве святой покровительницы любви и брака.
– А ничего, что Варвара твоя считалась в Киеве гонительницей ведьм? – усмехнулась в ответ Катерина.
Воистину Киев, столица Веры и столица Ведьм – Город контрастов, где даже ведьмы идут порой за любовью к святым. Впрочем, Ковалева, единственная из Трех Киевиц не имела в роду ведьм, а заодно и проблем со святыми и храмами.
– Давай попробуем, – мягко сказала Маша.
За ее спиной образовался Мирослав Красавицкий – прорисовался медленно, постепенно, чтобы люди в толпе, в суете, разговорах, моргании, не заметили, как призрак появляется прямо из воздуха, из неверных вечерних теней.
Привидение Мира обрело плоть. Он обнял Машу, они привычно улыбнулись друг другу.
– Мелкий заснул, – негромко сказал он, подразумевая Мишу, Машиного восьмимесячного сына, который, впрочем, считал Мира своим истинным отцом, и его не смущало, что истинный отец – привидение.
И Катя неожиданно почувствовала зависть… Мир Красавицкий – вот кто может любить и Киевицу, и ведьму. Потому что он – призрак. Он часть их ирреального мира. И ей, видимо, тоже стоит найти себе колдуна, привидение, вампира, черта лысого – разве не с ними обычно сожительствовали ведьмы в украинском фольклоре? Сказка ложь, да в ней, красотка, намек…
– Завидую тебе, – наклонилась она к Маше. – Вы уже столько времени вместе. Ваша с Миром любовь неподдельная.
Маша моргнула и почему-то смутилась, словно слово «неподдельная» оттолкнуло ее.
«Неподдельная? Так в чем проблема, Катерина Михайловна? – отозвался внутри голос всезнающей и саркастичной Кати-ведьмы. – Варишь Присуху. Даешь ее любому мужчине. Потом убиваешь его (чтоб и после смерти он не мог тебя разлюбить)… и у тебя будет такая же неподдельная любовь, как у Маши и Мира».
«Зачем я так?… – укорила сама себя Катерина.
Но зависть испарилась.
Мир Красавицкий был приворожен однажды магическим зельем.
Он нечто вроде гомункулуса, выведенного в колдовской пробирке.
Хочешь и себе такого?
Просто сваргань, как мисс Франкенштейн!
И внутри даже пробежала черной кошкой крамольная мысль: «А почему бы не попробовать?»
Быть может, сильная ведьма просто неспособна выстроить отношения с мужчиной иначе?
Может, и ей не глупить, не ходить по святым, а пользоваться Присухой направо-налево – в свое удовольствие… экспериментировать с дозами. Кто ей запретит?
Почему, собственно, нет?
Их часть очереди уже подошла к стенам Владимирского. С мозаики над центральным входом на Катю неодобрительно взглянул подозрительно красивый князь Владимир, креститель Руси, в золотой, украшенной драгоценными камнями византийской короне. Две молодые женщины, стоявшие за Катей засуетились – одна поспешно выплюнула жвачку и завернула ее в бумагу, вторая старательно заправила фривольные голубые локоны под меховую шапку.
– Катя, дай Варваре всего один шанс, – снова считала Катино настроение Маша.
– Я слышала, после встречи с Варварой, – невесть почему голубоволосая расценила эти слова как начало диалога, – ты точно встретишь свою настоящую любовь. А если любовь ненастоящая, она сразу отвалится.
Катерина приметила, как неприятно потемнело лицо Мирослава Красавицкого.
Неужели он тоже считает их любовь ненастоящей? Какая чушь – они вместе столько лет, какое теперь имеет значение, как все начиналось когда-то? Ну, приворожили его – не велика беда…
Или беда? Просто все они – и Маша, и сама Катя, и Даша Чуб привыкли к Миру, перестали отличать его от живых. Привыкли к своему подручному призраку, как иные ведьмы привыкают к своим персональным чертям, считая их практически членами семьи. Тем паче, что черти всегда остаются верны своей избранной ведьме – преданы ей, как домашние собаки. Как присушенные привидения…
Катя обратила взор на Собор – портал главного входа приближался, очередь поднялась еще на одну ступень, уже был виден притвор, где продавались свечи, вторые стеклянные двери вовнутрь и потолок храма за ними.
– А мне говорили: стоит во Владимирский парня своего привести… ну, просто так, типа фрески посмотреть… и он в тебя сразу влюбится! – сказала вторая молодая. – И предложение сделает сразу, – похоже, она мало отличала святую Варвару от обычной Присухи.
– Дуры вы, – гаркнула через плечо тетка в желтой вязаной шапке. Дображанская подумала, что та отчитает их сейчас за «приворотные» мысли, но в корне ошиблась. – Хотите мужа хорошего – колечко святой Варвары купите! И носите. Оно всем помогает. Только сегодня вы уже не купите… я последнее забрала, – довольно похвасталась она. – Бабуля-продавщица мне так и сказала: «осталось одненьке – мабуть, вас і чекало». Вот! Как раз на большой подошло, – показала тетка оттопыренный палец.
– А когда следующие завезут, не сказали? – оживилась голубоволосая.
Но на них зашипели, затсыкали со всех сторон – очередь вползла в храм, и разговоры стали неуместны.
И Катя смирилась, сняла свои темные очки, повыше подняла воротник, чтоб не смущать никого в храме своей чрезмерной ведовской красотой.
Очередь, начинавшаяся еще на улице, за оградой храма, и тут, внутри собора, вилась длинной змеей, проходила мимо Распятия Христа, изгибалась петлей вокруг колонны с фреской пышнобородого Нестора-летописца, раки святого киевского митрополита Макария, и лишь затем сворачивала в противоположную часть храма – к Варваре.
От очереди отделилась пожилая пара, подошла к мощам Макария, закрестилась. И Катя поразилась их своеобразной красоте. Старушка с аккуратной седой прической в газовом белом платке 60-х годов – верном платочке, сейчас (как, наверное, и сорок лет назад), делавшем ее лицо окутанным романтической тайной. Рядом – верный муж, возможно, и подаривший ей сорок лет назад этот платок. Видно, приехали откуда-то – лишь киевляне, привыкшие к своим чудесам, от рождения до пенсии не находят ни времени, чтобы их посетить, ни душевных сил искренне ими восхититься. Или идут за чудесами с лукошком – как на базар за картошкой.
Но нынче даже Катерине Михайловне было во Владимирском на удивление хорошо и покойно. Точно отстояв на холоде длинную очередь, она получила послабление… или сама Варвара была милосердна к ней. Может, хороший знак?
Молодая девушка в модной искусственной шубке, рваных джинсах и кроссовках со стразами упала на колени пред ракой с Варварой, коснулась пола лбом, искренне, горячо-горячо зашептала молитву… явно не о любви, о здоровье кого-то из близких.
Разные люди ходят сюда, и проблемы и беды у них тоже разные.
И даже Катина душа вдруг умолкла, затихла и затаилась в тщетной надежде…
Но, подобравшись к похожей на большую золотую карету раке святой, испытала разочарование.
Даже сегодня, в Варварин день 17 декабря, сами мощи не открыли – отворив лишь стеклянную крышку гроба. Но нетленное тело святой