Да и вообще, все три женщины, — брюнетка, блондинка и рыжая, собравшиеся в круглой комнате Башни дома на Яр Валу, 1 — были полной противоположностью друг друга, и стороннему наблюдателю трудно было б измыслить причину, способную объединить воедино подобный триумвират.
— …В частности, могу ли я с помощью магии увеличить доход моих супермаркетов? — Голос черноволосой Кати звучал властно, и ее голосу шла властность, а ей самой — совершенно не шли золотые очки с узкими, «сощуренными» стеклами.
Впрочем, если не считать этой неважной детали, лицо Екатерины Дображанской было красивым настолько, что у увидевшего ее впервые пропадали желанья и мысли.
Разлет ее бровей, разрез глаз, прихотливый вырез губ, — впечатывались в память, как клеймо в кожу раба.
Однако беловолосая Даша Чуб, по кличке Землепотрясная, исповедовала принцип:
«Мы — не рабы, рабы — не мы!».
— Не можешь! — безапелляционно возразила она. — Я уже поведьмовала для собственной надобности. Все помнят, чем мое ведьмовство окончилось. Три аварии и один труп!
Круглобокая, крепко сбитая и упругая, как мяч, Даша вызывала непреодолимое желание ущипнуть ее за вкусный бочок.
Ее улыбка заражала, манеры — пугали, а наряд приводил в недоумение. Помимо рыжей кошки, Землепотрясную украшало множество завлекалочек и минимум одежды. Точнее, из одежды, на Даше была лишь старая простыня, повязанная на шее крест на крест.
Зато на руках ее звенело не меньше двадцати золотых браслетов, на шее лежали четыре мониста из золотых дукатов, в ушах висели огромные серьги, рожденные в эпоху Киевской Руси. Белые волосы, заплетенные в сотню пухлых папуасских косичек, блестели золотыми заколками.
— Второй труп был бы твой, если бы Маша тебя не воскресила, — фыркнула Чуб в сторону красивой Кати, и перевела взгляд на третью.
На фоне яркой блондинки и изумительно красивой брюнетки, Маша Ковалева, рыжая и смурная, казалось совсем неприметной.
С высоким готическим лбом; с золотыми бровями, почти сливающимися по цвету с пергаментной кожей; с глазами переполненными вопросами, на которые не стоит знать ответ — она вызывала чувство смущенного непонимания.
Рыжая сидела на краю дивана, сутулясь и опустив глаза, точно ее терзало изнутри неразрешимое и гнетущее нечто.
— Да, можем, — бесцветно сказала она. И коротко пояснила: — Я считаю, мы можем ведьмовать.
— Ты че?! — возмутилась Земплепотрясная Даша. (Громко че-кать по любому поводу — было одной из неискоренимых Дашиных привычек!) — Ты че, Маш, совсем вдруг того? Во всех фильмах ведьмам запрещено пользоваться колдовством для личной выгоды.
— Мы — не ведьмы. Мы — Киевицы! — напомнила Маша. Она неотрывно смотрела на свои сцепленные в замок руки, сиротливо стиснутые между коленями. — Наша власть — дар, такой же, как и любой другой. И запрещать нам пользоваться своим даром для личных нужд, так же абсурдно, как запрещать писателю вести личный дневник, а балерине танцевать на дискотеке для собственного удовольствия. Мы можем делать все, что хотим. Просто, мы не должны делать зло, как в магии, так и без нее, не должны отбирать у кого-то что-то, не должны ведьмовать в тайне друг от друга. Но я не могу понять, почему, если я боюсь высоты, я не могу применить заклятие «Рать» против страха? Или облегчить с помощью заговора «Сет» роды… жене своего брата.
— А у твоего брата жена ребенка ждет? — заинтересовалась новой темой Землепотрясная.
— За-ме-ча-тельно! — приняла прозвучавший тезис Катя, выказывая восхищение, как Машиным выводом, так и точностью ее формулировок.
— Ну, если в таком плане, я тоже не против, — протянула Даша.
Из чего мой читатель может способен без труда сделать вывод: рыжая, грустная и невразумительная невзрачная Маша и была тем единственным, что связывало между собой несовместимых Дашу и Катю.
Помимо…
— Теперь второй вопрос, — объявила Катерина Дображанская. — Как нам жить дальше? Как управлять Киевом?
— А ты у нас чо, председатель? — немедленно взъелась Чуб. — Опять решила командовать? И очки снова надела! В них же простые стекла, сама признавалась…
— Пусть она побудет председателем, тебе что, жалко? — вздохнула Маша, не отрывая глаз от своих мающихся рук. — Она ж пытается как-то наладить нашу жизнь, после того как нам ее разрушили.
— Хорошо. Пусть. Только недолго, — мгновенно согласилась Чуб и, расслабленно откинувшись на спинку дивана, погладила рыжую «горжетку».
«Горжетка» вибрирующе замурчала и, для полноты счастья, потянулась ленивой лапой к Машиным кудряшкам.
Маша слепо мотнула головой.
Красивая Катя помолчала, давая понять, что перебили ее незаслуженно, и принялась излагать:
— Пять дней назад мы случайно стали ведьмами.
— Киевицами, — упрямо поправила Маша.
— Киевицами, — покорно приняла поправку Катя.
— И спасли мир! — похвасталась Чуб.
— Только Киев, — поправила Маша.
— Ну и что? — отбилась от умаления их подвига Чуб. — Можно подумать спасти Киев — не землепотрясно!
(Вставлять словечко «Земплепотрясно» к месту и не к месту — было второй Дашиной привычкой).
— Можно не перебивать?! — Доброжанская оскалила губы и, сложив руки на груди, припечатала Земплепотрясную Дашу взглядом. — Мы — Киевицы. Мы властвуем над Киевом.
— Так же, как и он над нами. — Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.
— Так же как и он. — Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки, Катя воспринимала бесконечно толерантно. — У нас есть личный офис, — Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, — куда не может попасть ни один человек.
— Если у него нет ключа, и он не знает пароля, — сказала Маша.
— Есть три говорящие кошки.
— Только две, — весело хрюкнула Чуб. — Бегемот с нами не разговаривает!
Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.
— Есть килограммов сто, сто пятьдесят раритетного золота, которое преподнесли нам на шабаше киевские ведьмы, и которое надо еще как-то реализовывать, — проигнорировала Дашину реплику Катя.
— Зачем? — Чуб рефлекторно вцепилась в свою серьгу. — Я свое золото носить буду.
— …И самое главное, — окончила Катя. — Книга Власти!
— Книга Киевиц, — сказала скрупулезная Маша.
В то время как Катя подошла к тонконогому дамскому бюро, на коем возлежала упомянутая ими вещь книга, и с вожделением прикоснулась пальцами к черному перелету.
—