Вот и первая петелька на нити времени. С нее-то все и началось. Давно, в январе, в среду днем, в четыре тридцать или около того.
Элли пришла домой не в настроении. Такое случалось часто. Она никогда не планировала этого. Просто само так выходило. В ту же минуту, когда она видела маму или слышала ее голос, Элли начинала раздражаться, а затем из нее вылетало все, чего она не могла сказать или сделать за весь учебный день – потому что в школе Элли считалась хорошей девочкой, и если у тебя такая репутация, с ней шутить нельзя.
Бросая сумку на скамью в прихожей, Элли объявила:
– Мой учитель математики дерьмо. Сущее дерьмо. Ненавижу!
На самом деле это было неправдой. Она ненавидела не учителя, а себя за свою неудачу. Но разве такое можно сказать?
Мама, не отходя от раковины, спросила:
– Что случилось, милая?
– Я только что тебе сказала! – Элли толком ничего не сказала, но это не имело никакого значения. – Мой учитель математики просто идиот. Я провалю экзамены GCSE[1]. Мне и вправду нужен репетитор. Без него никак.
Она вошла в кухню и с наигранной обреченностью плюхнулась на стул.
– Мы не можем позволить себе репетитора, – возразила мама. – Почему бы тебе не вступить в математической кружок и заниматься там после уроков?
Вот и еще одна петелька. Если бы Элли не была таким избалованным ребенком, если бы не ожидала, что мама взмахнет волшебной палочкой и решит все проблемы дочери, если бы у Элли было хоть малейшее понятие о финансовом положении родителей, если бы она беспокоилась о ком-нибудь, кроме себя, то на этом разговор бы и закончился. Элли сказала бы: «Хорошо. Я все понимаю. Так я и сделаю».
Но она так не сказала. Она напирала, напирала и напирала. Давила, давила и давила. Даже предложила платить за репетитора из своих карманных денег. Упомянула куда более бедных ребят из ее класса, бравших частные уроки.
– Как насчет того, чтобы попросить кого-то из школьников помочь тебе? – предложила мама. – Кого-нибудь из шестого класса? Того, кто будет заниматься с тобой за пару фунтов и, скажем, кусочек торта?
– Что?! Ни в коем случае! Это было бы так неловко!
И вот он улизнул, как самая скользкая вещь на свете, – еще один шанс на спасение. И этого Элли не поняла.
4
С того майского дня 2005 года, когда Элли не вернулась домой, и до момента, наступившего ровно две минуты тому назад, не было ни одного значимого свидетельства об ее исчезновении. Ни единого.
Последняя информация об Элли была зафиксирована камерой видеонаблюдения на Страуд Грин Роуд[2] в десять сорок три. На этих кадрах видно, как Элли ненадолго останавливается, чтобы взглянуть на свое отражение в окне автомобиля. Некоторое время существовала версия, что Элли встала там, чтобы посмотреть на кого-то в машине или что-то сказать водителю. Когда же нашли владельца автомобиля, то оказалось, что во время исчезновения Элли тот был в отпуске, а его машина была надолго припаркована в том месте.
Полицейские опросили всех живущих по соседству, вызвали на допрос известных педофилов, у всех владельцев магазинов на Страуд Грин Роуд изъяли записи видеонаблюдения. Затем обратились на телевидение, чтобы Лорел и Пол выступили с обращением, которое могли увидеть примерно восемь миллионов человек. Но никто не откликнулся, и расследование так и остановилось на той последней минуте видеозаписи, когда Элли смотрела на свое отражение в десять сорок три.
Тот факт, что Элли была в черной футболке и джинсах, что ее прекрасные мелированные золотом волосы были собраны сзади в неряшливый хвостик, что ее рюкзак был темно-синим, а белые кроссовки были стандартным ширпотребом из супермаркета, – все это добавило полиции проблем. Все выглядело точно так, будто она сознательно сделала себя невидимой.
Целых четыре часа ушло на тщательный обыск спальни Элли. Им, закатав рукава, занимались два детектива. Казалось, Элли не взяла ничего необычного. Возможно, прихватила нижнее белье, но Лорел никак не удавалось понять, что из вещей Элли исчезло из ее ящиков. Возможно, дочь и забрала сменную одежду, но у Элли, как у большинства пятнадцатилетних девчонок, было слишком много шмоток, – слишком много, чтобы Лорен могла досконально помнить все вещи дочери. В копилке Элли остались несколько плотно свернутых десятифунтовых банкнот, которые она клала туда после каждого дня рождения. Ее зубная щетка была в ванной, дезодорант тоже. Элли ни разу не ходила на пижамные вечеринки и не уезжала отдыхать с ночевкой, не прихватив свою зубную щетку и дезодорант.
Через два года полиция прекратила поиски. Лорел знала, почему – посчитали Элли беглянкой.
Но как они могли решить, что Элли сбежала из дому, раз не нашлось ни единой видеозаписи ни на одном из вокзалов, ни на одной автобусной остановке, ни на одной дороге, кроме той, с которой она исчезла? То, что от поисков Элли отказались, разрушило мир Лорел.
Еще более разрушительным был ответ Пола на этот отказ:
– Значит, дело вроде как закрыто. Думаю, это конец.
И своим высказыванием он вбил последний гвоздь в крышку гроба, где лежали иссыхающие останки их брака.
Между тем жизнь детей неслась вперед, как поезд по расписанию. Ханна добилась оценок уровня A. Джейк окончил университет в Юго-Западной Англии и стал сертифицированным геодезистом.
Пол был занят продвижением по службе. Он покупал себе новые костюмы, рассуждал о модернизации автомобилей, показывал Лорел отели и курорты в Интернете, где летом были специальные предложения.
Пол никогда не был плохим человеком. Он был хорошим. Лорел вышла замуж именно за хорошего человека, как и планировала. Но то, как он справлялся с жуткой пропастью, возникшей в семейных отношениях после исчезновения Элли, показало Лорел, что он был не очень-то энергичным, не таким уж и сильным, недостаточно яростным.
Разочарование в Поле было такой ничтожной частью всего остального, что у Лорел появилось ощущение, будто муж ей уже почти безразличен. Когда год спустя он съехал, это было пустяком, ничем. Разве что крохотной